Будни в читинском СИЗО: как политзаключенный Ходорковский перевоспитал рецидивиста

• 30.06.2008, 10:33

В камере они не то что "в картишки", в шахматы не играли, рассказал "Коммерсанту" Игорь Гнездилов - человек, почти год просидевший в читинском СИЗО в одной камере с экс-главой НК ЮКОС Михаилом Ходорковским.

Именно он подписал бумагу, лишившую Ходорковского в прошлом году возможности подать прошение об условно-досрочном освобождении. Гнездилов рассказал о том, как они жили в одной камере, чем питались, во что одевались, что читали, как проводили время и как спорили о межнациональных отношениях. Отметим, несмотря на то, что Гнездилов уже вышел на свободу, он до сих пор говорит о нахождении в "местах не столь отдаленных" в настоящем времени и говорит с явной ностальгией, передает NEWSru.com.

38-летний Игорь Гнездилов - рецидивист-автоугонщик, сидел пять раз, срок в общей сложности составил 19 лет. В 1995 году в башкирской зоне отсидел свой первый пятилетний срок, а выйдя на свободу, "занялся тем, что умеет": "В преступном мире моя специальность - угонщик".

Свой последний, пятый, срок Гнездилов получил в конце 2004 года. На этот раз с приговором районного суда - 3,5 года колонии - он почему-то не согласился и стал писать кассационные жалобы. Разбирательство его дела в судебных инстанциях затянулось, и арестант в течение всего этого времени оставался в центральном читинском СИЗО.

... и тут "заехал Ходор"

20 декабря 2006 года на тот же читинский централ, как говорят зэки, "заехал Ходор" - именитого заключенного перевели из Краснокаменской колонии в СИЗО, чтобы он мог ознакомиться с материалами второго возбужденного против него уголовного дела.

Примерно в то же время в обычной 15-местной камере, расположенной на четвертом этаже так называемого старого корпуса централа, открылась дверь - надзиратель, оглядев сидельцев, произнес: "Осужденный Гнездилов! На выход без вещей".

"Сотрудник привел меня в оперчасть, где уже сидели два полковника в зеленой фэсэиновской форме, которых я раньше никогда не видел, - рассказывает Игорь. - Они разрешили мне закурить и затеяли такой типа откровенный разговор ни о чем: спросили про мое образование, за что сижу, с кем общаюсь и все в таком же духе. Про Ходорковского вообще ни одного слова сказано не было, поэтому я после этого разговора даже предположить не мог, что меня готовят в соседи к Михаилу Борисовичу".

Для Ходорковского сделали тюрьму в тюрьме

7 февраля 2007 года за осужденным Гнездиловым снова пришел надзиратель и потребовал, чтобы зэк вышел, но на этот раз уже с вещами. "Вели молча какими-то внутренними коридорами, в которых один я наверняка бы заблудился, - говорит Игорь. - Только оказавшись возле окна и увидев свой бывший корпус напротив, я сообразил, что нахожусь на третьем этаже нового здания, которое обитатели централа называют спецпродолом, или спецкоридором".

Третий этаж нового корпуса СИЗО, как считают зэки, был отремонтирован и переоборудован администрацией специально к приезду Михаила Ходорковского. Из этого помещения сделали как бы тюрьму в тюрьме: половину из 15 расположенных на этаже камер переоборудовали в кабинеты для встреч заключенных с адвокатами и следователями, сделали на этаже душевые кабины, посадили в коридоре круглосуточную охрану и организовали отдельный переход из спецпродола в прогулочный дворик.

Сидельцев спецблока водят на прогулку первыми, а на помывку - отдельно, чтобы они никак не пересекались с другими подследственными централа. На их ежедневной утренней проверке, как утверждают зэки, всегда лично присутствует "хозяин" - начальник СИЗО.

Заменить "пустое "вы" сердечным "ты" не удалось

Перед тем как завести нового соседа в камеру к Ходорковскому, его заставили полностью раздеться и обыскали, прощупав каждый шов в одежде.

"Камера, в которую меня привели, оказалась шестиместной, - рассказывает Игорь. - Из имущества в ней были только три двухъярусные кровати-шконки, расположенные вдоль стен, стол посередине, телевизор и небольшой стол-тумба для продуктов и посуды. Занятым из шести мест было только одно - верхнее на кровати, стоявшей у входа. Там сидел мужчина, которого я раньше не знал. Поздоровавшись с ним, я в соответствии с нашими обычаями спросил, какое место можно занять. Он ответил что-то вроде того, что из пяти свободных я могу выбрать любое, которое понравится. Я занял койку у окна.

Гнездилов представился Игорем, Ходорковский - Михаилом Борисовичем. "Авторитетных людей иногда называют без имени, просто по отчеству: Иваныч, Петрович", - говорит Гнездилов. Несмотря на то, что в тюремной иерархии не принято "требовать уважительного отношения, обращаясь по отчеству, Гнездилов решил не начинать знакомство с конфликтов: "С единственным соседом по камере, с которым предстоит провести вместе много времени, не стоит начинать знакомство с конфликтов. Потом я убедился, что поступил правильно, согласившись на его условия, - мы свыклись друг с другом и сошлись характерами".

Единственная попытка перейти на "ты" не увенчалась успехом. "Однажды я попробовал перейти с ним на "ты", но сразу натолкнулся на такой стальной взгляд, что оставил попытки. Михаил Борисович объяснил мне, что на "вы" он обращается всегда и ко всем, выказывая таким образом уважение к человеку, так, мол, его воспитали, менять привычки в тюрьме он не собирается. Михаил Борисович так себя поставил, что даже сотрудники всегда называли его на "вы" и по имени и отчеству".

"Мы с удовольствием ели китайскую лапшу "Доширак"

Кормежка, по словам Игоря, в читинском централе вполне сносная. На завтрак дают кашу, сладкий чай и хлеб. В обед - суп-баланду: это может быть солянка, щи или борщ-свекольник, но обязательно с мясом. На второе - котлеты или рыбу. Вечером зэки получают кашу или макароны, к которым могут быть добавлены селедка, стакан молока или кефира.

"Первое время он присматривался ко мне: смотрел, что ем я, и от этого тоже не отказывался... С воли ему обычно присылали самые простые продукты - йогурты, кефир, сухое молоко, орехи, изюм, шоколад, бородинский хлеб, яблоки. Последнее время мы с удовольствием ели китайскую лапшу "Доширак". К колбасе Михаил Борисович относился равнодушно - мясные продукты обычно отдавал мне. Другое дело - сладкое или тыквенные семечки. Они у него слабость!" - рассказывает Игорь.

У арестантов читинского централа есть две возможности разнообразить свой рацион: они могут получать продукты с воли из расчета до 30 кг в месяц и отовариваться в тюремном магазинчике. Передачи родственников обязательно проходят тщательную проверку: тюремщики боятся, что арестантам передадут запрещенные алкоголь или наркотики.

Поэтому, например, яблоки или хлеб обязательно режут на куски, сигареты ломают пополам, а орехи принимают только в очищенном виде. До недавнего времени сидельцам запрещали передавать любимый ими "Доширак": в прилагающийся к лапше пакетик со специями друзья с воли научились закладывать наркотик. Потом все-таки разрешили. В тюремном магазине ассортимент небогатый, зато только оттуда можно получить, например, сигареты с фильтром. Отовариваются сидельцы по безналу: продавец списывает деньги с их счета, пополняемого родственниками.

"Ходорковский мог, конечно, себе заказать и черную икру, и лобстеров, но только зачем? Чтобы все протухло? Ведь у нас в камере даже не было холодильника. Мы прочитали в ПВР (Правила внутреннего распорядка в СИЗО), что "при желании арестованного и наличии средств у него на счету" администрация может предоставить ему холодильник, написали заявление, но нам было отказано. Объяснили так: в прокате изолятора холодильников нет, а привозить их с воли запрещено, поскольку под обшивкой аппарата могут быть спрятаны запрещенные предметы".

У соседей по камере явно разный уровень доходов, но делить продукты им не пришлось. "Михаил Борисович сказал, что я могу пользоваться всем, что находится в общем шкафу, где хранились продукты и посуда".

Что касается одежды, Ходорковский и тут проявил неприхотливость: "Одевался просто: летом китайский спортивный костюм, футболки, джинсы, кроссовки, ветровка такая черная, немаркая. Зимой - тоже спортивный костюм, только с начесом. Когда становилось совсем холодно, на прогулку выходил в валенках, под которые наматывал портянки (так удобнее), в цигейковой шапке-ушанке и армейских "однопалых" варежках".

"У Михаила Борисовича была электромашинка для стрижки, ею мы и стриглись. Он - практически наголо, надевая на ножи самую тонкую насадку-"единичку". Первое время он стриг себя сам, потом я стал ему помогать простригать голову сзади: самому-то не видно", - говорит Гнездилов.

За все время Ходорковский пару раз простужался и жаловался на головную боль. Заниматься физическими нагрузками практически не удавалась: "С этим было сложно. Мой эспандер отобрали во время шмона перед переездом в новую камеру. Я тогда попробовал сделать гантели, налив водой две двухлитровые пластиковые бутылки из-под пепси-колы. Охранник сразу: "Это что такое?" Я говорю: "Запас воды на случай, если отключат". Он вроде не возражал, но как только я начал эти бутылки поднимать, их тут же отобрали без объяснений. В общем, из спортинвентаря у нас был только пол для отжиманий - его-то никак не запретишь и не унесешь".

"Энциклопедия "Британика" занимает у нас целую кровать под Михаилом Борисовичем"

Один день в СИЗО проходил так: "Мой сосед в изоляторе, можно сказать, только ночевал. Подъем в шесть утра. До восьми туалет, ежедневная утренняя проверка на этаже, завтрак и мытье пола в камере. С восьми до девяти - прогулка во внутреннем дворике. В девять за Михаилом Борисовичем приходил конвой, он собирал свой пакет (вместе с завтраком ему выдавали обед сухим пайком) и уезжал в прокуратуру знакомиться со своим уголовным делом. Приезжал обычно вечером - прокуратура работает до 18 часов. До отбоя мы читали, смотрели телевизор, спорили".

Ходорковский все свободное время уделяет чтению: "Он выписывает, наверное, полсотни наименований журналов и газет, включая какие-то специализированные издания по истории, экономике, химии. У нас все свободные шконки завалены книгами и журналами. К детективам Михаил Борисович, как мне показалось, равнодушен - больше любит исторические книги. Читает он очень быстро: книгу в 300 листов может прочитать за два вечера. Я думал, что при такой скорости он не запоминает содержание, и как-то попросил его пересказать книгу, которую сам только что прочитал, - он пересказал, причем довольно подробно.

Некоторые споры и обсуждения, в основном об истории, политике и межнациональных отношениях, чуть ли не до скандала доходили. "Я человек вообще взрывной, эмоциональный. Он, например, считает, что прибалты и славяне - родственные народы и должны жить дружно, а мне кажется, что они нам претят и без них нам будет лучше. По его мнению, и с американцами мы тоже очень похожи, а я думаю, что мы с ними, наоборот, полностью противоположны".

Разрешали эти споры с помощью энциклопедии "Британика". "Эта книжка, размером раз в 10 побольше, чем Словарь русского языка Ожегова, занимает у нас целую кровать под Михаилом Борисовичем. В ней есть, по-моему, ответы на все вопросы. Должен признать, что после обращения к "Британике" я обычно оказывался в пролете".

За все время "отсидки" сокамерники не то, что "в картишки", в шахматы, в нарды ни разу не сыграли, хотя их можно было заказать в камеру. "Михаил Борисович мне в первый же день сказал, что он - человек азартный, поэтому ни в какие игры в тюрьме играть не будет. Он, как я думаю, опасался провокаций со стороны администрации или других сидельцев - и правильно делал. В тюрьме же все хитрые, особенно те, кто большие срока поотсидел".

Телевизор стоял в камере "совсем раздолбанный". Заказать новый не получилось, как с холодильником. "Наш телевизор ловил всего три или четыре канала: первый, второй, НТВ, какой-то местный и спортивный. Спортом ни я, ни Михаил Борисович не интересовались. Развлекательные программы он тоже не любил - как начнется какое-нибудь шоу, сразу отворачивался и брал в руки книжку. А вот новостные программы мы оба смотрели от начала до конца по всем каналам. В выходные - обязательно итоговые. Особенно ему нравилась передача Владимира Соловьева "К барьеру". Я, бывало, скажу ему: "Сколько можно этого Соловьева смотреть? Давайте на другую программу переключим, там фильм хороший". Он мне: "Подожди, давай хотя бы посмотрим, кто сегодня к нему придет". Ну мы в итоге переключим на фильм. Но там тоже ничего нового: "мусора"-бандиты, бандиты-"мусора". Тоска, в общем, берет - складывается впечатление, что и на воле такая же жизнь, как у нас здесь".

Конфликтов как таковых не было. "Ссорились, но до выяснения отношений дело никогда не доходило. В такие моменты каждый из нас просто замыкался в себе - ложился на свое место и утыкался носом в книжку. В камере наступала абсолютная тишина дня на два-три, а потом восстанавливались прежние отношения".

"Если мгновенно не замолкнем, в камеру врывается охрана"

В общей камере Гнездилову сиделось лучше, чем на спецпродоле. "В общей камере можно получить все, что душе угодно, - только деньги плати. Например, заказать себе на день рождения бутылку коньяка, шампанское, букет цветов, свидание с дамой. Коньяк обойдется по тройной цене, а двухчасовая встреча с зэчкой в следственном кабинете - в "полторушник" рублей.

Главной же проблемой соседства с олигархом, по словам Игоря Гнездилова, является даже не отсутствие выпивки и женщин, а спецрежим, в условиях которого вынуждены жить сам Ходорковский и его сокамерники. Обитатели спецпродола 24 часа в сутки находятся под видеонаблюдением: пять видеокамер сопровождают их по дороге в душ и на прогулку, еще одна постоянно следит за ними в жилой камере. От того, что даже в туалет им приходится ходить под присмотром, сидельцы спецблока, по мнению Игоря, сходят с ума.

Контроль не ограничивается видеонаблюдением: возле дверей камеры Ходорковского постоянно дежурят двое сотрудников СИЗО. Без дела тюремщики к спецзэкам, по словам Игоря, никогда не цепляются, но в случае малейшего отклонения их поведения от ПВР немедленно вмешиваются.

"Стоило нам с Михаилом Борисовичем заспорить о чем-то, как в "тормоза" (камерные двери) тут же начинали стучать ключами, - рассказывает Игорь. - Если мгновенно не замолкнем, в камеру врывается охрана: а вдруг конфликт?" - рассказал Игорь.

"С Михаилом Борисовичем я поступил не по понятиям"

Правила ПВР в централе, как рассказывает Игорь, регламентировали и передвижения арестантов по коридорам во время походов в баню или на прогулку. Выйдя из камеры, сиделец получал от конвойного команду "Руки за спину!", выполнял ее и только после этого имел право двигаться вперед. В первые месяцы после перевода Михаила Ходорковского из Краснокаменской колонии в читинский централ правила передвижения выполнялись четко, но через некоторое время, убедившись в том, что зэк Ходорковский не опасен для охраны, сотрудники администрации расслабились. Одни по-прежнему требовали от сидельцев спецпродола держать руки за спиной, другие позволяли идти на прогулку обычным, "вольным" шагом.

"15 октября 2007 года утром нас, как обычно, повели на прогулку, - рассказывает Игорь. - По коридору шли в обычном порядке: охранник, Михаил Борисович, за ним я и сзади еще один охранник. Кто из нас и в каком положении держал при этом руки, я, честно говоря, не помню. Во всяком случае, я точно помню, что никаких команд во время движения нам не поступало и никаких инцидентов в связи с этим не было. После прогулки Михаил Борисович уехал в прокуратуру, а через некоторое время после его отъезда за мной пришли".

В оперчасти СИЗО от Гнездилова потребовали написать объяснительную, в которой нужно было указать, что утром его сокамерник Ходорковский передвигался по коридору, не заложив руки за спину, тем самым "игнорируя требования сотрудников администрации и грубо нарушая ПВР".

Следует отметить, что через десять дней после этого инцидента, 25 октября 2007 года, у заключенного Ходорковского истекала так называемая половинка - он отсиживал половину отмеренного ему судом срока и получал право писать ходатайство об условно-досрочном освобождении. Замечание, полученное за нарушение режима, такого права его лишало, поэтому Игорь, прекрасно понимавший замысел сотрудников администрации, писать объяснительную отказался.

"Малейший "косяк" перед "половинкой" - и УДО зэку не видать. Это все знают", - говорит Игорь. Однако сотрудник так называемого режимного отдела читинского управления ФСИН объяснил Гнездилову, что в случае отказа он и сам может не увидеть УДО. "Если ты не хочешь нам помочь в таком пустяке, то и нам нет смысла впрягаться за тебя, - сказал опер".

В другое время зэк Гнездилов вряд ли бы купился на такую уловку, но на этот раз свобода буквально позарез была нужна ему самому. Дело в том, что, отбывая очередной срок, в начале 2004 года Игорь Гнездилов, как он выражается, женился на заключенной Светлане. Это был его первый, пусть и незарегистрированный, брак и первый в жизни ребенок. Если бы Игорь не вышел по УДО, его первый ребенок отправился бы в детдом.

Гнездилов говорит, что, выйдя на свободу в январе 2008 года, он первым делом разыскал мать Светланы и попросил ее оформить опекунство над Данилом. Он оплатил расходы и поездку в Хабаровский край, где отец и бабушка забрали мальчика из зоны. Сейчас Данил готовится к поездке на дачу вместе со своими двоюродными братьями по отцовской линии. Его матери сидеть еще два года и четыре месяца, а когда она освободится, родители собираются оформить отношения и усыновить своего собственного сына.

"У меня на душе тогда кошки скребли. Вечером, когда мы встретились с Михаилом Борисовичем, честно рассказал ему про встречу в оперчасти и объяснил, почему поступил именно так. Он ответил, что понимает меня и зла на меня не держит. Не знаю, что он думал на самом деле, но на наши отношения мой поступок никак не повлиял", - пояснил Игорь.

Сам Михаил Ходорковский в своей объяснительной написал, что распорядок он не нарушал и никаких замечаний от сотрудников администрации во время похода на прогулку не получал. Однако выговор ему все равно объявили, лишив на тот момент возможности хлопотать об условно-досрочном освобождении (сейчас адвокаты Ходорковского, несмотря на остающийся выговор, подумывают о подаче документов на УДО).

"В закон мой поступок не впишется. С Михаилом Борисовичем я поступил не по понятиям. В то же время на кону стояла судьба моего ребенка, а даже воры говорят: придерживайся людского".

"Я бы с ним, конечно, встретился с огромным удовольствием, только на воле"

Расставаясь с сокамерником перед его освобождением, Ходорковский, по словам Игоря, слегка "поджег" его, сообщив отбывающему на волю, что, мол, ждет его обратно месяца через два-три и готов попридержать для него местечко в спецпродоле.

"Я бы с ним, конечно, встретился с огромным удовольствием, только на воле, а не в тюрьме. Поэтому названный Михаилом Борисовичем срок уже прошел, а мы с ним, как видишь, так и не встретились".

Перед расставанием олигарх порекомендовал бывшему угонщику продолжить работу "по специальности", но избегая при этом криминала. Ходорковский рассказал сокамернику, что в Москве "есть такие маленькие желтенькие машинки, которые приезжают по вызову, если водитель попал в аварию или его автомобиль сломался", и оказывают помощь. Работа на таком автомобиле, по мнению олигарха, вполне подошла бы бывшему угонщику. Но устроиться в службу экстренной помощи на дорогах у Игоря пока не получается: в Чите ее просто нет. Пока он работает рабочим по договору в местном железнодорожном депо.