Оттенки времени
- Николай Халезин
- 2.03.2011, 12:30
В условиях противостояния с диктатурой, есть только одна победная тактика – атака.
Президентские выборы в любой демократической стране становятся рубежом, который разделяет общество, располагая людей по разные стороны условной «линии фронта».
В странах, где царит диктатура, все происходит практически так же, но только линия фронта здесь далеко не условна, а предельно конкретна, и подчас можно ощутить, как она проходит сквозь тебя.
Пожалуй, ни одно из исторических событий в Беларуси, в течение последних полутора десятков лет, не были столь важными для белорусов, как события, сопровождавшие декабрьские президентские выборы. И ни одно событие так не разбрасывало общество центробежной силой политического противостояния. Несколько десятков политзаключенных, сидящих в белорусских тюрьмах, даже при отсутствии реальной возможности влиять на ситуацию активными действиями, делают сегодня для страны больше, чем большинство белорусских оппозиционных политиков сделали за все предыдущие годы существования диктатуры. Они демонстрируют свою силу – ту силу, которая в итоге и уничтожит диктатуру.
Понять, через что проходят эти люди, сможет, пожалуй, лишь тот, кто сам оказывался в условиях белорусской тюрьмы. Ассортимент пыток, которые применяют к политзаключенным, создавался не сегодня и не вчера. На протяжении всех лет правления Александра Лукашенко белорусская пенитенциарная система работала не на «исполнение наказаний», а на уничтожение личностей, справедливо или несправедливо оказавшихся в тюрьме. Поговорите с экс-депутатом Верховного Совета Андреем Климовым, дважды оказавшимся в тюремных застенках, и прошедшим там все круги ада, или с послом и экс-министром Михаилом Мариничем, которого дважды довели до инсульта во время отсидки по сфабрикованному властями уголовному делу... И это люди заметные, известные всей стране, что уж тут говорить о политически активных молодых пацанах, оказавшихся за решеткой, не имея опыта противостояния насилию в условиях заключения.
Система уничтожения личности руками представителей карательных органов всячески поощрялась нынешними властями. Да и не просто поощрялась. Один из бывших высших белорусских чиновников в приватном разговоре рассказывал, как Лукашенко звал его с собой в СИЗО №1 на казнь одного из осужденных. И было это в пору руководства «Володаркой» небезызвестным Олегом Алкаевым, сегодня активно критикующим белорусского диктатора, а тогда содержащим по 15 человек в камерах, рассчитанных на шестерых, и выдававшего расстрельный пистолет командиру «эскадрона смерти» Дмитрию Павличенко, застрелившего из него Виктора Гончара и Анатолия Красовского.
В период диктатуры кажется, что жизнь в стране замирает, погружаясь в вязкий ил стагнации. Но подобные периоды зачастую столь динамично и ярко демонстрируют человеческий героизм и человеческие же пороки, что поневоле понимаешь – будь в стране «скучная» демократия, и, возможно, ты не узнал бы о человеческой природе чего-то очень важного.
Хоровод политических смертей
Манипуляции, которые проводят с политзаключенными власти на протяжении последних двух месяцев, лишь на первый взгляд кажутся странными и необъяснимыми. На самом же деле, все эти процессы имеют свою внутреннюю логику, свои логические объяснения, в основе которых лежат лишь два фактора, оказывающих влияние на динамику событий – это сила и слабость.
Первым участником событий, проявившим слабость, оказался Ярослав Романчук. Не хочу бросаться высокопарными обвинениями, но хочу спросить коллег Ярослава по Объединенной гражданской партии: почему никто из политических активистов на назвал вещи своими именами, при том, что все в курсе того, что происходило до выборов и после них. И при том, что в политических кулуарах эта тема уже обсуждена вплоть до нюансов. Полагаю, что виной этой политической закрытости являются чувство самосохранения политической структуры и ложная политкорректность.
О чем же говорят за кулисами партийных политсоветов? Говорят о том, что ночью, когда с Романчуком проводили беседу, из администрации президента приехал один из сотрудников с ноутбуком. На этом ноутбуке Ярославу и показали видео, снятое в интимной обстановке. На видео Ярослав признал себя и кого-то из своих партнеров по досугу. В нынешнее время, в любой цивилизованной стране подобный факт вряд ли вызвал бы хоть какой-то интерес общественнности – сексуальные предпочтения политиков уже давно мало кого интересуют. Но только не в нашем гомофобном обществе, где президент выговаривал гею – министру иностранных дел Германии – что гомосексуалистов нужно отправлять на перевоспитание в колхозы, а Белорусская православная церковь бесплатно распространяет литературу о том, что гомосесуализм – это болезнь.
Выбор, предложенный Романчуку властями, породил страх; страх – предательство; предательство – политическую смерть. И как не пытался Ярослав, в последующие за предательством дни, доказать своей псевдоактивностью, что эта «смерть» – лишь иллюзия, в итоге даже ему самому стало очевидно: политическая смерть «выдающегося белорусского экономиста» – это реальность. Был ли возможен другой выбор? Безусловно, да. Причем, на разных стадиях процесса. Пожалуй, самая главная ошибка Романчука – само участие в выборах. Он должен был понимать, что президентские выборы при диктатуре – это не отдых на горнолыжном курорте в Альпах, это жесткая борьба, при которой на алтарь сохранения своей власти диктатурой будут брошены все силы – от банального шантажа до брутального насилия.
Еще одним ярким политическим самоубийцей стал глава штаба Владимира Некляева Андрей Дмитриев, выступивший, как и Романчук, по белорусскому телевидению. Только темой его выступления стало не осуждение «насилия со стороны митингующих», а «порядочность белорусской милиции, спасшей членов штаба Некляева и самого кандидата в президенты от пьяной молодежи». Чудовищное предательство своего лидера вкупе с невероятным цинизмом.
И, тоже, поразительная политическая активность по выходу из тюрьмы: пресс-конференции, политические отчеты, комментарии, и даже фуршет с красной икрой. Особенно обескуражили два заявления. Первое – о том, что «Говори правду!» явилась самой яркой политической кампанией в новейшей истории Беларуси. Словно и не было за эти годы «Чернобыльских шляхов», «Маршей Свободы», «Молодого Фронта», «Зубра», «За Свабоду!», «Мы помним», «Время выбирать – Время убирать», «Jeans – за Свободу!», кампаний за освобождение Павла Шеремета, Михаила Маринича, Александра Козулина. Словно не было десятков тысяч политических активистов, садящихся в тюрьмы; не было убитых политических лидеров; не было избитых демонстрантов и исключенных из университетов молодых людей. Была лишь самая значимая кампания – «Говори правду!» – призванная спасти политическую репутацию ее директора Андрея Дмитриева.
И второе – о том, что «кампания «Говори правду» активно продолжается, а ее лидер Владимир Некляев и сейчас много работает». И это при том, что у Некляева дома сидят безвыходно два гэбэшных жлоба, не дающих не только работать, но и не допускающих врачей для оценки состояния его здоровья; он не может встретиться с детьми, и даже подойти к окну собственной квартиры.
Искупление правдой
Вряд ли что-то вообще может спасти репутацию человека, оступившегося и предавшего, (по умыслу или без оного) своих друзей и коллег. Я знаю в истории лишь несколько примеров того, как люди избежали политического забвения после того, как оступились. Спасением их репутаций стала правда – абсолютная и бескомпромиссная. Возможно, из всех тех политзаключенных, кто отпущен под подписку о невыезде после заключения договоренностей с властями, пополнить этот список сможет только Алесь Михалевич.
В период предвыборной гонки, да и до нее, Михалевич не был среди тех политиков, которым я симпатизировал. Он казался тихим, прагматичным «общественником», вступившим в президентские выборы ради собственной рекламы. Скорее всего, так оно и было до момента ареста. А потом, скорее всего, случилось то, что можно назвать «воспитанием обстоятельствами». Я наблюдал неоднократно, как мягкий и слабый человек, оказавшийся в сложнейшей ситуации, вдруг мобилизовывался и поступал так, что мужественные крепкие бойцы брали с него пример.
Власть прекрасно видела слабые стороны Михалевича, и профессионально «продавливала» его, используя едва ли не все возможные ресурсы. В какой-то момент он поддался искушению все это прекратить, и подписал договор о сотрудничестве с КГБ. Алеся выпустили. И тут, на свободе, он буквально сразу понял, что поступил неправильно. В отличие от Романчука и Дмитриева, Михалевич нашел внутри себя ресурсы, необходимые для поступка. И его поступок оказался вдвойне более значимым – поступок, совершенный в условиях пусть относительной, но свободы. Убежден, что нам всем, не побывавшим в подобной ситуации, сложно оценить то, что он сделал. Объявить о преступлениях властей под угрозой возвращения в те же, адские, условия – это не просто мужественный поступок, это, по-сути, перемена участи. Это возможность получить вторую попытку в той сфере, где, зачастую, не представляется возможности получить и первую.
Конечно, после подобной истории невозможно стать лидером нации, но возможно оставаться в политике; возможно «сохранить лицо»; возможно спокойно смотреть в глаза своим детям.
Камера для президента
Когда власти, обезумев от осознания угрозы собственному существованию, принялись сажать всех подряд, стало ясно, что спустя некоторое время, когда истерика спадет, им придется дифференцировать подходы к арестованным. Естественно, предателей отпустили первыми. Далее пришел черед тех, кто согласился тихо сотрудничать или сболтнул лишнего на допросах. Затем разобрались с девушками, чье содержание в тюрьме невозможно оправдать даже перед старухами-лукашистками. Теперь в тюрьме остались лишь «непримиримые», как Дмитрий Бондаренко или Александр Отрощенков, и те, кого Лукашенко считает своими личными врагами, как Анатолий Лебедько или Александр Федута. Иногда эти две категории пересекаются – на таких фигурах, как Андрей Санников или Николай Статкевич.
И еще две группы: «русские» и «массовка». «Русские» – граждане России, оставленные в тюрьме для торга с Кремлем и демонстрации силы; «массовка» – молодые белорусы, посаженные для острастки тех, кто остался на свободе, и для торговли со странами Евросоюза.
Сегодня белорусские власти полагают, что ситуация находится под контролем, и ее благополучию ничто не угрожает. Возможно, в краткосрочной перспективе, все так и есть. Но даже в среднесрочной поставить на власть я бы не решился даже тысячу белорусских рублей. Любое следующее действие, предпринятое Лукашенко, приведет к ухудшению ситуации. Сколько человек он бы еще не посадил, это приведет к нарастанию прямой эскалации с Евросоюзом и США, и косвенной – с Россией. Если примет решение отпустить на свободу тех, кто находится в «американке» – это приведет к нарастанию внутренней эскалации внутри страны, поскольку сегодня очевидно, что, независимо от фамилии, в тюрьме КГБ, с огромной долей вероятности, находится будущий президент Беларуси.
Когда, после первого срока в тюрьме, власти Чехословакии решили отпустить на свободу Вацлава Гавела, сотрудники спецслужб провели с ним беседу, лейтмотивом которой был тезис «политическая активность незамедлительно приведет тебя сюда же». Гавел вышел на свободу, а спустя несколько дней написал обращение к нации, которое моментально разлетелось по всей Чехословакии. Его вернули в тюрьму, из которой, спустя некоторое время, он вышел без пяти минут президентом. Один из руководителей штаба чехословацкого Гражданского форума Ян Урбан рассказывал мне в 1999 году: «Его мало кто тогда знал в лицо, и многие были разочарованы, увидев негромко говорящего, невысокого улыбчивого человека, а не двухметрового сурового богатыря».
В условиях противостояния с диктатурой, есть только одна победная тактика – атака. Атака, невзирая на угрозы и запугивания, на прессинг и шантаж. Все остальное – игра в политику, повышающая риски не только не победить, но и оказаться под прессингом, который не сможешь выдержать.