Дмитрий Бондаренко: Я – человек Санникова
- 18.04.2012, 18:00
В воскресенье 15 апреля в Беларуси был освобожден политзаключенный Дмитрий Бондаренко.
RFI: Что вы можете первое сказать по случаю вашего освобождения? Какие первые слова вам приходят в голову?
Дмитрий Бондаренко: Первые слова... Я слушал Радио Франции по приемнику и даже не думал, что когда-нибудь буду говорить с вами. Ну... такое чувство неожиданности, недоуменности даже. Но оно положительное.
RFI: Дмитрий, мы следили за вашим положением, когда вы были за решеткой. Ваша жена сообщала нам о плохом состоянии здоровья, о тяжелых условиях заключения. В каком состоянии - моральном и физическом - вы находитесь сейчас?
Дмитрий Бондаренко: Я нахожусь сейчас в нормальном состоянии более или менее, потому что последние почти два месяца я находился в медицинской части колонии номер 15 (Могилев - ред.), и так у меня была возможность большую часть дня находиться лежа. А когда я нахожусь в положении лежа, у меня боли в спине и проблемы с ногами меньше. Хотя в последнее время были другие проблемы с суставами, питание не совсем качественное.
Но моральное состояние хорошее. Я вот приехал на автовокзал на маршрутке из Могилева, и очень много людей меня встречало. Безусловно, в таком положении настроение - только хорошее.
RFI: Надо напомнить, что уже в заключении вы перенесли тяжелую операцию. Как вы это переносили?
Дмитрий Бондаренко: Безусловно, это проблема. Потому что у меня больной позвоночник, несколько тяжелых грыж межпозвоночных дисков. Был момент, когда мне предлагали операцию в определенной степени вслепую, потому что у меня там не было консультации с нейрохирургом. и было свидание с женой, и я говорю: "Оля, я соглашаюсь на операцию, потому что сильные боли, я не выдержу просто. Вот ты должна быть готова к тому, что я могу выехать оттуда на колясочке". Ну и она сказала: "Ты знаешь, если надо, я тебя буду возить на коляске". И меня это как-то успокоило, и дальше было легче.
Операция прошла успешно. Но вот реабилитационный период в тюрьме, в колонии просто невозможен. Мне недавно там делали томографию позвоночника. Состояние ухудшилось.
Пока эмоции положительные в связи с выходом. А со здоровьем будем решать чуть позднее.
RFI: Вы были доверенным лицом кандидата в президенты Беларуси Андрея Санникова, вы - координатор "Европейской Беларуси". Все это - такая общественно-политическая оппозиционная деятельность. Вы освобождены по указу о помиловании. Значит ли это, что вы, с одной стороны, признали свою вину и, с другой стороны, отказались от продолжения политической деятельности?
Дмитрий Бондаренко: Вы знаете, я - человек Санникова. Я друг Андрея Олеговича Санникова, и как только я узнал о том, что он написал прошение о помиловании, я решил, что я буду тоже писать прошение о помиловании. Потому что я - человек Санникова. Я знаю, что Андрей Олегович испытал гораздо больше сложностей, скажем так, чем я и многие другие.
Я писал прошение по стандартному образцу, которое обычно пишут заключенные на имя главы государства. Я писал по такому стандартному образцу со всеми атрибутами, которые должны быть.
Но одновременно я являюсь сторонником того, чтобы Беларусь стала свободной страной, чтобы Беларусь стала членом Европейского союза, чтобы в стране была рыночная экономика, чтобы соблюдались права человека.
Если у властей Беларуси такие же взгляды на эти вопросы, ну... значит, наши взгляды совпадают. Но, по крайней мере, я свои взгляды не менял и буду продолжать их отстаивать. В других формах, возможно, чем в тех, которые были раньше. Но, тем не менее, я остаюсь приверженцем этих взглядов, этих подходов и буду свои принципы защищать.
RFI: В какие формы может вылиться ваша деятельность теперь?
Дмитрий Бондаренко: Может быть, чуть более сильный правозащитный уклон. Он был в разное время нашей деятельности - еще в гражданской инициативе Хартия-97 - более ярко выражен. В гражданской кампании "Европейская Беларусь" акценты были немного другие.
Почему именно правозащитный? Потому что на самом деле Беларусь сегодня покрыта сетью лагерей и тюрем. И, скажем, у белоруса в два три раза больше шансов (это официальная статистика) стать вообще заключенным в два-три раза быстрее, чем, например, у украинца и казахстанца. И многие люди сидят незаконно, многие люди сидят по статья, которых просто не должно быть в уголовном кодексе, и если политических заключенных сегодня в Беларуси официально - 15 человек, то людей, которые сидят незаконно или которые вообще не должны находиться в заключении, их - тысячи.
И эта тема требует освещения и определенных действий по изменению законодательства и по освобождению этих тысяч людей, которые не должны сегодня сидеть в лагерях и тюрьмах Беларуси, но которые там находятся.
RFI: То есть, вы особо не выделяете политических заключенных из этой массы заключенных, которые находятся за решеткой противозаконно?
Дмитрий Бондаренко: Если в советское время были мордовские, пермские лагеря, то мы сидели в обычных лагерях, в обычных колониях. Нас выделяли. Нас выделяла администрация, нас выделяли другие зэки, потому что политические - это сила. О нас пишут в газетах, нам идет много писем, нас поддерживают, и мы были определенной силой. Но, с другой стороны, люди, с которыми общаешься, это предприниматели, чиновники, бывшие сотрудники силовых структур, рабочие, крестьяне Беларуси... Когда с ними общаешься, видишь масштаб влияния репрессивной машины Беларуси в сегодняшнее время, и понимаешь, что сегодня под прессом находятся не только люди с активной политической позицией, но практически все слои общества.
RFI: С нами - Ольга Бондаренко, жена Дмитрия Бондаренко, освобожденного в Беларуси. Рады ли вы?
Ольга Бондаренко: Я, конечно, счастлива, что Дима вернулся, что вернулся Андрей. Но пока не вернутся все остальные, для меня полного счастья не будет. Потому что мои "сестры", как назвал мой Дима, и это пришлось в наших кругах, мои сестры по несчастью, мои подруги - жена Статкевича, Марина Лобова, мама Лобова Эдуарда, невеста Дашкевича, жена Беляцкого, мама Автуховича и мамы и жены анархистов - пока они не выйдут на свободу, я до конца счастлива не буду. И до этого мы будем, я не знаю... бить в колокола, кричать, просить, молиться, делать все возможное, как мы думаем, чтобы все были на свободе. Они радуются за меня, и я хочу радоваться за них.