Куда ведет любимая забава вождей

• Евгений Киселев, «Эхо Москвы»
• 19.10.2016, 18:54

Упражнения с историей – любимая забава русских вождей и их идеологической обслуги.

Я давеча успел написать, что установка памятника Ивану Грозному в Орле — безусловно, знаковое событие. Теперь добавлю — как и грядущее открытие памятника киевскому князю Владимиру Первокрестителю в Москве, перед парадным въездом в Кремль через Боровицкие ворота.

Хотя две эти фигуры разделены многими веками, почти одновременное появление памятников обоим – не случайное совпадение.

Памятники ведь ставят не тем, кто на них изображен. Гораздо чаще монумент воздвигают для того, чтобы прославить эпоху, когда это случилось — или того властителя, который озаботился установка памятника. Как правило – для укрепления собственной легитимности.

Так императрица Екатерина, придя к власти, поспешила поставить в Петербурге, на Сенатской площади, «Медного всадника», чтобы даже сегодня всякий, читая на постаменте слова: «Петру Первому – Екатерина Вторая», понимал, что в 1762 году на российском престоле воцарилась не какая-то захудалая штеттинская принцесса София Августа Фредерика, едва ли не самозванка, захватившая трон в результате дворцового гвардейского переворота, но — прямая наследница «великих дел Петровых»!

К счастью, масштаб личности и талантов Екатерины, как оказалось, вполне тому соответствовал.

Большой вопрос, есть ли такое же соответствие между масштабом личности и талантами сегодняшнего российского правителя — и тех исторических персон, кому при нем ставят памятники. Например, Столыпину или Александру I. Так и подмывает вспомнить Пушкина, отрывок из так и недорасшифрованной 10-й главы «Евгения Онегина»:

Властитель слабый и лукавый,

Плешивый щеголь, враг труда,

Нечаянно пригретый славой,

Над нами властвовал тогда…

Впрочем, справедливости ради, у Пушкина были и другие, более снисходительные строки об Александре I – в стихотворении «19 октября», на день Царскосельского Лицея:

Полней, полней! и, сердцем возгоря,

Опять до дна, до капли выпивайте!

Но за кого? о други, угадайте…

Ура, наш царь! так! выпьем за царя.

Он человек! им властвует мгновенье.

Он раб молвы, сомнений и страстей;

Простим ему неправое гоненье:

Он взял Париж, он основал лицей!

Оставим широкий жест пушкинского великодушия на совести давно ушедшего поэта. Согласимся только, что Царскосельский лицей и вправду оказался виртуальным памятником «слабому и лукавому властителю», который начинал — с вместе со Сперанским — с намерений провести широчайшие реформы, дать России конституцию, а закончил аракчеевщиной.

Феномен виртуального памятника – не из бронзы или мрамора, а, к примеру, на бумаге или на кинопленке, проявлялся в истории России неоднократно. Самый недавний пример – фильм «Брат-2», ставший памятником тектонических изменений в общественном сознании России на рубеже веков.

А за полстолетия до этого другой фильм — великого режиссера Сергея Эйзенштейна «Иван Грозный» — тоже стал виртуальным монументом совсем другому человеку. Он был снят по высочайшему кремлевскому заказу, первая серия вышла на экран, когда еще шла война, в начале 1945.

В Иване Грозном, берущем Казань, виделся будущий победитель в той войне: Сталин, штурмующий Берлин.

Вторая же серия, где Эйзенштейн изобразил Грозного таким, какой он был на самом деле – жестокий, злой, мстительный, склонный к ерничеству, юродству и даже безумию — недаром была в пух и прах раскритикована Сталиным и фактически запрещена.

Скорее всего, стареющий и дряхлеющий генералиссимус понял, что в образе переменившегося царя Эйзенштейн изобразил его самого.

В Иване Грозном, памятник которому установили в Орле, конечно же, видятся те же самые черты, вполне присущие и нынешнему хозяину Кремля.

Может быть, поэтому сегодня установка памятника Грозному спешно низведена до события областного значения, а государственное телевидение не пытается тупо и прямолинейно прославлять Ивана Грозного?

Могли ведь и спохватиться в последний момент – не перебор ли? Не дай Бог, тень от мрачной фигуры жестокого царя упадет на светлый образ нынешнего правителя? Впрочем, все равно уже падает.

Упражнения с историей – любимая забава русских вождей и их идеологической обслуги. То историю пытаются возвести в незыблемый канон, по сути, отказывая ей в праве быть наукой. Мол, не смей пересматривать нерушимые просторы, представления о прошлом (о второй мировой войне, например, или об отношениях Сталина с Гитлером в конце 1930-х), какие бы архивы и документы, ранее считавшиеся совершенно секретными, ни были рассекречены, какие бы документы, прежде считавшиеся безнадежно нашлись прежде считавшиеся утраченными, ни находились, какие бы очевидцы событий, прежде молчавшие десятилетиями, не заговорили бы. Канон, и все тут. Хотя бы одну строчку измени – будет ересь.

Но при этом — запросто подвергай историю абсолютно антинаучной ревизии, в очередной раз превознося царя, который завел Россию в тупик, довел ее до Великой Смуты, привел к жестоким поражениям в войнах с соседями, лишил выхода к северным морям, из-за чего потом бедолаге Петру пришлось заново прорубать давно прорубленное окно в Европу.

А можно историю и угнать. Как угоняют автомобиль. Присвоить и пользоваться. Взять – и поставить памятник князю Владимиру в центре Москвы.

И тут ведь дело не в том, хорош или плох был древний князь, который по легенде, выбирая меж трех монотеистических религий и всерьез размышляя, не ввести ли на Руси магометанство, все же отверг эту плодотворную идею из-за соответствующего запрета на употребления крепких и крепленых спиртных напитков: «Веселие Руси есть пити».

Да пусть хоть в каждом городе РФ поставили бы памятник князю, все-таки обратившему Русь в христианство. Тем более, что разговоры о том, что выбор князя между православием и католицизмом в пользу православия был трагической ошибкой, разделившей Россию и Запад, мягко говоря, не вполне корректны – «великая схизма» случилась через полтора с лишним века после крещения Руси.

Но дело ведь в другом: очевидно, что памятник князю Владимиру заложен перед парадным въездом в Кремль, говоря словами того же Пушкина, «назло державному соседу». Чтобы отсель ему грозить: эй, вы, там, братья-украинцы, вы хотите сказать, что Русь пошла из Киева, где князь Владимир с крестом стоит на днепровской круче?! А вот хрен вам – он у нас в центре Москвы стоит – вот отсюда-то и пошла русская земля!

Впрочем, есть и другая версия: идея поставить памятник князю Владимиру, возможно, родилась весной 2014, когда после аннексии Крыма Путин заговорил о «древней Корсуни», о сакральном значении полуострова для русского народа, сопоставимом со значением Храмовой горы в Иерусалиме для народа еврейского; когда в Кремле началась эйфория от предвкушения того, как вся «Новороссия» вот-вот упадет к ногам сегодняшнего московского князя.

И вот тут было самое подходящее время поставить в центре Москвы памятник первокрестителю Руси – то есть заочно, виртуально – Владимиру Путину.

Но проблема в том, что технологически дело это не быстрое.

Чубайс и «Роснано» еще не научились cиюминутным образом изготавливать подобные монументы на 3D-принтерах, так что проектировать памятник пришлось по старинке. Пока шли споры, можно ли его вознести над Москвой, на самом краю Воробьевых гор, выше университетской высотки, пока смирялись с выводом экспертов, что подобное строительство может привести к трагедии, когда вся эта конструкция гробанется с той самой высоты прямо в Москву-реку, пока искали новое место, опять проектировали, утверждали, высекали, отливали – прошло столько времени, что не только «проект Новороссия» оказался мертворожденным, но и возникло ясное ощущение, что путинский режим, при всем его показном мачизме, потихоньку начинает дряхлеть.

Как это было и после войны, в конце 40-х – начале 50-х. И это, положа руку на сердце, внушает мне сдержанный оптимизм. Можно сказать, есть такая примета на Руси: если начинают в очередной превозносить Ивана Грозного и делать прочие разные вещи, значит, у режима скоро начнутся большие проблемы.

История повторяется. Тогда, в конце 40-х – начале 50-х воевали с безродными космополитами. Сегодня воюют с «национал-предателями», «пятой колонной». Тогда разоблачали «низкопоклонство перед Западом», боролись «за русское первенство». У меня в родительской библиотеке осталась изданная в тот славный период книга, которая так и называется: «Рассказы о русском первенстве» — из нее следовало, что и первые паровые двигатели, и первые самолеты, и первые электрические лампочки, и первое радио и масса других вещей первыми появились в России, а Эдисон, Маркони, братья Райт, Уатт и другие великие ученые и изобретатели – просто мелкие жулики и плагиаторы. Борьба эта вошла в историю под ядовитым слоганом, придуманным каким-то бесстрашным острословом: «Россия — родина слонов».

Другой анекдот звучал примерно так: «И всех вас, предателей и изменников, насквозь вижу, – сказал Иван Грозный. — Это, кстати, вам, немцы, насчет Рентгена!»

Мы, слава Богу, первенство Рентгена не оспариваем, но мы увлечны импортозамещением, тратим бешеные деньги на никому неведомые и невидимые нанотехнологии, строим Сколково, тянем трубопроводы, ведущие в никуда, в прямом и переносном смысле слова, прочие супердорогие и довольно бессмысленные. Интересно, скоро ли возьмутся за толстые журналы, сумбур вместо музыки, неправильное кино или генетику с кибернетикой?

Параллели временем стареющего и дряхлеющего Сталина после войны вызывает у меня и кремлевская кадровая политика. Опять, как тогда, вождь начинает двигать фигуры по кремлевской шахматной доске: Молотова — на Вышинского, Берию — на Меркулова, Меркулова на Абакумова, Абакумова на Игнатьева, Хрущева на Кагановича и обратно.

Теперь спикера Госдумы посылают в разведку, бывшего начальника разведки – в РЖД (но место это проклятое, как раньше — министерство сельского хозяйства, один бывший разведчик на шпалах и рельсах уже погорел, бывший директор СВР, кажется, разумно предпочел уйти на покой). Начальника протокола ставят главой администрации. Главу администрации — главным по делам зверей и птиц. Начальника над всей внутренней политикой отправляют руководить парламентом, а на его место назначают бывшего премьер-министра, постаревшего «киндер-сюрприза», тихо просидевшего в «Росатоме» в ожидании своего звездного часа почти двадцать лет. Хоть смейся, хоть плачь. Кадровая фантасмагория какая-то.

Послевоенное сталинское время было, конечно, пожестче. Но и сейчас кого-то уволили, а кого-то -и посадили. Не исключено, что ломятся им, в назидание, «срока огромные». Не буду перечислять всех уволенных и всех арестованных губернаторов и силовиков. Интересно только, скоро ли грянет новое «Ленинградское дело» по версии 2.0?

Там и до «дела врачей» по той же версии недалеко.

А вот во внешней политике, боюсь, вещи могут случиться и посерьезнее.

Год назад Путин с трибуны ООН призывал Запад возродить «антигитлеровскую коалицию» — разменять поддержку Западом Украины на сотрудничество с Россией в борьбе с ИГИЛ. Только веры ему к тому моменту уже не было никакой. А теперь еще и выяснилось, что вместо того, чтобы действительно добиться глобальной, амбициозной, исторической цели – защитить европейскую цивилизацию, Путин попытался банально продемонстрировать свою дворовую, пацанскую крутизну: мол, своих не сдаем, и Асада тоже не сдадим!

Тут, знаете ли, уместно вспомнить, что случилось с антигитлеровской коалицией вскоре после того, как летом 45-го главная цель была достигнута, и Гитлер был побежден. Из «большой тройки», позировавшей для исторических снимков в Тегеране и Ялте, не осталось почти никого: умер Рузвельт, проиграл на выборах и ушел в оппозицию Черчилль. Остался один Сталин, ощутивший себя самым главным в новом раскладе сил.

Кстати, умница-Черчилль раньше других понял, куда дело катится – первым заговорил про «железный занавес», который опускается на Европу от Балтики до Адриатики. Про то, что вчерашние союзники по совместной борьбе против Гитлера вот-вот станут смертельно опасными противниками.

До остального Запада гораздо медленнее доходило, что происходит в действительности. Потребовалась продолжавшаяся почти год блокада Западного Берлина. Потребовалось, чтобы в странах центральной и восточной Европы, оказавшихся в советской зоне влияния, один из другим стали устанавливаться прокремлевские коммунистические режимы. Где-то – однопартийные, где-то – псевдомногопартийные.

К началу 1949 года ногам Сталина окончательно пали Болгария, Польша, Румыния, Чехословакия, Венгрия.

Чтобы следующими не пали Франция, Италия, Западная Германия, — поняли, наконец, западные страны, — нужно срочно делать что-то экстраординарное, что-то очень серьезное. И тогда появилось НАТО.

И не то, чтобы Сталин тогда был геополитическим слабаком – и атомное оружие создал гораздо раньше, чем предвидели на Западе, и коммунистам в Китае помог взять власть, и в Корее фактически войну развязал и пол-страны увел, опять-таки, в советскую зону влияния, и много еще чего сделал.

Однако, попытки слишком сильно закрутить гайки во внешней и внутренней политик в последние годы жизни Сталина привели к тому, что сорвало резьбу. От прославления генералиссимуса в образе Ивана Грозного до бесславной кончины в луже собственной мочи на полу «ближней дачи» — возможно, не без участия ближайших сподвижников, хотя бы участия методом бездействия – пролегла очень короткая дистанция.

Внутриполитические метания и внешнеполитическая бравада Путина тоже, я думаю, ничем хорошим для него не закончатся. Конечно, у него, в отличие от Иосифа Виссарионовича, со здоровьем вроде бы все в порядке. Впрочем, правду ведь нам все равно никогда не скажут. Да это и не важно.

Важно другое: новое противостояние, которое путинский режим навязал Западу, неизбежно приведет к тому, что в США появится Рейган 2.0, а в Европе – Тэтчер 2.0.

При всем моем уважении к российской оппозиции, думаю, именно новые Рейганы и Тэтчер разберутся с путинским режимом. Именно они, как когда-то Рональд Рейган, назвавший СССР «империей зла», а коммунизм – случайной, тупиковой ветвью в развитии человеческой цивилизации, снова возьмут на себя ответственность деятельно противостоять попыткам Кремля подорвать основы западной цивилизации. И тогда ему конец. Только слово тут, на самом деле, надо бы употребить другое. Хорошее, русское, крепкое. Которое имеет свойство подкрадываться незаметно, но от этого имеет особо разрушительный эффект. Скоро ли? Не знаю.

Но лишь в который раз повторю: весной 1985 года, когда умер Черненко и к власти пришел Горбачев, в СССР все было не так уж плохо. И уж никто, даже покойный Егор Гайдар, в своей «Гибели империи» задним числом очень убедительно объяснивший, почему развалился Советский Союз, на самом деле не представляли, что случится все это через каких-нибудь шесть с половиной лет. И даже когда рухнула Берлинская стена, и даже когда прекратил существование восточно-европейский лагерь, и даже когда в августе 1991 года провалился путч ГКЧП, многие никак не могли поверить, что срок существования режима отмерен, и давно запущен обратный отсчет.

Думаю, запущен он уже и сейчас.

Евгений Киселев, «Эхо Москвы»