Ошибка шоумена

• Илья Мильштейн
• 5.12.2017, 17:55

Продажность и самопожертвование — две вещи несовместные.

В эфире программы «Воскресный вечер» Владимир Соловьев сообщил, что отправил бы своих детей воевать в Сирию.

Конечно, в горячке спора чего не скажешь. Особенно если ты знаменитый ведущий на гостелеканале и по долгу службы занят прославлением наших нескончаемых геополитических побед. А наглый американец, приглашенный в студию для образцово-показательного мордобоя, с нескрываемой издевкой вспоминает про вывод советских войск из Афганистана. Дескать, признали ошибку и ушли. Ну и ты, конечно, не выдерживаешь и лепишь ему, не раздумывая: ошибкой, говоришь, был вывод советских войск. А он чего-то не унимается, засланный тобой вашингтонский казачок: мол, ты бы своего сына туда послал — и что ему ответишь? Только и остается, что не сходя с места посылать сына в Кандагар и поперек сына вербально кидаться в пекло, и чуть ли не всей семьей отправляться умирать за Башара Асада. И тут ловушка захлопывается.

Целый русский мир над тобой смеется — над отцом восьмерых детей от трех браков, если не врет «Википедия». Мир тебе не верит, итальянскому резиденту. Мир склоняется к мысли, что полемизировать — не мешки ворочать.

Агитпроп дозволяет любое, даже беспредельное вранье, но по возможности в абстрактной форме.

Вообще у людей разыгрывается воображение, и у них естественным образом возникает желание как-то закольцевать сюжет. Представить, что говорит Владимиру Рудольфовичу жена, когда он возвращается домой с работы. Как реагируют дети, которые проживают в разных странах, но едва ли, за исключением разве что самых маленьких, мечтают повоевать в Сирии. Или страшно обрадуются, узнав о том, что их папа пошел сражаться с боевиками одного запрещенного в России «государства». Складывается правильное впечатление, что знаменитый телеведущий напрасно увлекся беседой с американским политологом и так подставился. Хотя вроде человек неглупый, калач тертый, пропагандист многоопытный.

Быть может, все дело сводится именно к пропаганде, которая эффективно функционирует только в соответствии со своими довольно строгими законами. На примере Соловьева эти правила можно, пожалуй, постичь. Агитпроп дозволяет любое, даже беспредельное вранье, но по возможности в абстрактной форме. С использованием слов, которые в принципе ничего не значат, типа «Америка», «Украина», «Европа», «Россия» и т. д. Хороши в таких случаях подставные американцы, украинцы или там поляки, которые готовы за скромное или нескромное вознаграждение поспорить с шоуменом на языке бессмысленных абстракций, изображая грушу для битья.

Уместен и переход на их жалкие личности, и прямые грубости, и легкие, совместимые с жизнью травмы, нанесенные оппоненту в ходе ожесточенной дискуссии. А вот чего делать никогда не нужно, так это приплетать к диспуту собственную персону, тем более семью. Это контрпродуктивно.

Главная проблема здесь в том, что из ряда умозрительного разговор переходит в зрительный ряд. Вследствие чего жители осажденной крепости, припавшие к телеэкранам, видят перед собой очень гладкого, сытого, циничного, хотя и взволнованного господина, который вот прямо не сходя с места собирается повоевать в далекой ближневосточной стране. И сыновей своих намерен с собой захватить. И жалуется еще вдобавок, как не повезло ему при советской власти, не довелось послужить в Афгане, покрошить «духов», и детям тоже не повезло. Публика вглядывается в оратора, мучительно припоминая, какие у него там домики в Переделкино и на озере Комо, — и соборный наш Станиславский выносит шоумену однозначный приговор.

Люди не верят Владимиру Рудольфовичу. Люди высмеивают его у себя в социальных сетях. Причем самые разные люди, включая убежденных патриотов в современном значении этого слова.

В итоге насмарку идет весь агитпроп, а это по-настоящему опасно. За это начальство не похвалит, поскольку жители осажденной крепости могут подвергнуть сомнению и другие высказывания знаменитого телеведущего. Даже самые простодушные из жителей, способные часами пялиться на экран, поглощая очередной ежедневный «Воскресный вечер».

Что же касается остальных, того незначительного меньшинства, которое Соловьев как-то обозвал «вечными двумя процентами дерьма» и еще по-всякому, то их телеведущий, разумеется, не удивил. Они и раньше знали, что продажность и самопожертвование — две вещи несовместные. Разумеется, их мнение сегодня можно не учитывать, слишком их мало. Однако со временем они сумеют объяснить любопытствующим простодушным, как им врали и зачем обращали в стадо доверчивых телезрителей. Переходя от абстракций к конкретике и используя в качестве груши для битья непосредственно Владимира Рудольфовича с его внезапными непростительными проколами. Когда он как бы ради красного словца ни себя не жалел, ни близких — и все лишь потому, что был вспыльчив.

А вот почему он вдруг вспыхивал, при всей своей гладкости, сытости и цинизме — этот вопрос, вероятно, останется без ответа. Может, темперамент в нем бурлил и выплескивалась искренняя ненависть к инакомыслящим. Может, совесть мучила. Или что там выросло на ее месте. Впрочем, загадка эта, в силу опять-таки умозрительности, вряд ли заинтересует широкую публику. Широкая публика, прозревая, станет разгадывать другие загадки, а что там копошилось в душе Соловьева, когда он обещал сбежать в Сирию от такой жизни, останется тайной. Той самой глубоко личной тайной, которую не следует выбалтывать никому.

Илья Мильштейн, snob.ru