Николай Статкевич: У Лукашенко «весеннее обострение»
- 28.03.2017, 8:41
На содержание силового аппарата денег у Лукашенко нет.
Об этом заявил лидер Белорусского Национального Конгресса Николай Статкевич, комментируя свой захват спецслужбами накануне 25 марта.
Сайт Charter97.org подготовил стенограмму с первой пресс-конференции Николая Статкевича после освобождения из СИЗО КГБ.
- Все очень волновались где вы, что с вами, расскажите, что с вами произошло?
- Я решил, что я всеми способами должен попасть на День Воли, на который я позвал людей. Боясь привентивного задержания, я решил спрятаться, но человек, который подготавливал мне место для укрытия был задержан. Не проблема убежать от «хвоста», проблема где от них спрятаться. Поэтому я должен был обратиться к своим друзьям и соратникам. Утром 23 марта я на машине приехал к метро, оторвался от слежки. Я находился на квартире жены коллеги по партии. В квартире проходит ремонт и я там находился до вечера. Где-то в 21.30, свет я не включал, начали ломать двери, при мне не было никаких гаджетов, не мог об этом предупредить. Зашли люди с видеокамерами, предъявили мне удостоверение, я не успел записать имя того кто это был. Разрешили взять с собой всякие мелкие вещи. Посадили во внедорожник «Лексус», надели на голову шапку и отвезли в СИЗО КГБ.
Далее завели в кабинет, там было двое следователей, старший и более молодой. Бумаги подписывал капитан П.П. Василевский. Там мне показали уголовное дело, по подготовке людей к вооруженному сопротивлению и тд. Этот документ был подписан сотрудником КГБ К.Л. Рожком, там было написано, что К.Л. Рожок выяснил, что кто-то с 2011 года занимается подготовкой боевиков. Документ был подписан первым заместителем главы КГБ генерал-майором П.И. Сергиенко, подписан утром 21 марта.
Мне показали документ, в котором было написано, что я начиная с 2011 года занимался подготовкой массовых беспорядков в Минске. Это абсолютно глупые заявления, так как я с 2011 по 2015 год находился в заключении. Я отказался давать показания, они назвали имена двух моих товарищей, которые осуществляли мою эвакуацию. Меня поместили в камеру №16 CИЗО КГБ. Этого варианта я больше всего и боялся, что меня похитят, а потом скажут: «Вот, он где-то прятался». Поэтому, когда меня выводили, я крикнул: «Тут Николай Статкевич! Доброе утро, террористы», думаю кто-то из моих коллег это слышал. Я там находился три ночи и два дня.
Сегодня в 6.30 меня вывели из камеры, обыскали, отдали вещи, вывели во двор, посадили в синий микроавтобус, cказали, что везут на какие-то следственные действия. На голову ничего не одевали, но шторки завесили. Меня вывезли на «Олимпийку», затем я почувствовал, что дорога не ровная, думал мы едем в Жодино, машина остановилась, меня высадили, выдали вещи, это была остановка Сокол. Я остановил попутку, попросил телефон и начал звонить жене. Телефон был занят, подъехал на автобусе до Минска, взял такси. Благо, что деньги они у меня еще не украли. Ключей от дома у меня не было, постучал камнем по воротам, вышла жена, затем она рассказала все, что происходило пока меня не было.
Я приношу свои извинения, тем мужественным и смелым белорусам, которые вышли 25 марта, несмотря на все запугивания, что я не смог быть вместе с вами. Поверьте, я сделал все возможное, чтобы быть с вами, но этот аппарат, спецслужбы у нас вездесущие. Скрыться мне не удалось, хотя я все делал для этого.
Я восхищен мужеством и достоинством тех людей, которые вышли. Мы будем искать другие формы протеста, чтобы их действия против людей вылазили им боком. Мы будем выходить на официальные праздники, на 1 мая, 9 мая. Это наши праздники, почему мы не можем собраться и возложить цветы к памятнику? Гитлера мы победили, а тут снова гитлеровец власть захватил. КГБ уже превратился в гестапо. Ходят с оружием, как СС-овцы, за наши деньги создали коллосальный репрессивный аппарат. Залезли в кредиты, чтобы защищать себя же от нас, за счет будущего наших детей, которые будут выплачивать наши кредиты. Я буду об этом говорить, если мы позволим себя запугать, то они будут ходить по головам и гадить. Меня ничто не остановит! Жыве Беларусь!
- Вы ничего не знали о том, что происходит в Беларуси?
- Абсолютно, меня поместили в одиночную камеру, ничего не давали кроме обвинительных документов, я старался их выучить наизусть, так как их могли затем забрать. Пробовали покричать на меня, но я ответил: «В период менструации не приходите на работу». Всю ночь горел свет в камере, но я к таким вещам уже привык, я был полностью изолирован. Только в субботу, после обеда, немножко изменилось их отношение, это чувствовалось. Они чувствовали себя виноватыми.
- Ощущали ли вы, что в тюрьму привозят каких-то политических заключенных?
- Я абсолютно не был в курсе. Я и сейчас не знаю, где находятся те люди, которые проходят со мной по одному делу.
- Пока вас не было, государственные СМИ сообщали, что задержан ваш водитель, а у него в багажнике были бутылки с зажигательной смесью. Что это за водитель?
- Это активист партии, который меня подвозил, когда я пытался скрыться. Для них это было настоящим «делом года» меня найти, мной целый отдел наружного наблюдения занимается. Я очень легко от них ушел. Марина подвезла до метро, в метро я запрыгнул в последний вагон, а возле остановки меня ждала другая машина. Труднее было с квартирой, я надеялся, что их в течении двух суток не вычислят, но на их поиски кинули все силы. А что касается канистр — это мы проходили в 2010 году. Они ведь даже не постарались туда бензин залить. Я почитал материалы экспертизы, которые были в моем деле — там настоящая вода была. Которая, если верить результатам экспертизы, лежала на морозе -15 градусов и не замерзла. Cнова та же самая история повторяется. У них даже приемы и методы лжи остаются неизменными.
- В каком статусе вас вывезли из КГБ?
- Я не знаю, меня вывозили оттуда в статусе подозреваемого. Но они забрали у меня все бумаги, единственный документ в котором об этом говорилось было «постановление об задержании». Я даже брал этот документ с собой на прогулки, чтобы не пропал. Ведь это уникальный документ, я готовил теракты в 2011 году, пока я сидел в тюрьме.
Каждое утро, когда они приходили, чтобы поднять меня, ругались, что я не встаю, я отвечал: «Я вас не уважаю», я требовал от них «постановление о признании подозреваемым». Они повторяли, что все есть в «постановлении о задержании». Cегодня, когда меня вывозили, я спросил: «Где документы?», в ответ я услышал: «Вас вывозят для следственных действий». Все, что я мог сделать — запомнил имена следователей.
Хочу подчеркнуть, когда Лукашенко кричал 20 марта про 20 задержанных, самого дела еще не было. Оно было только на следующий день. Таким образом, КГБ эти параноидальные фантазии этого «кадра», который, к несчастью, стал правителем нашего государства, оформляют в уголовные дела. C опозданием, но оформляют.
Когда я разговаривал с капитаном П.П. Василевским, я ему посочувствовал, говорю: «Что вы так людей похватали по приказу этого сумасшедшего», а она отвечает: «Вы бы знали, у этих людей оружие». Спрашиваю: «А Дашкевича за что? За то, что палатку в Куропатах поставил», а он: «Вы бы знали, какие люди к нему в эту палатку приходили». Спросил: «А Логвинца за что побили?», он говорит: «Он притворяется. Вы всего не знаете, все факты еще не были обнародованы, еще их будут показывать по телевидению».
- Они сами верят в то, что говорят?
- Я думаю этот молодой капитан верит, такие люди сами себя переубеждают в том, что они правы. Им так проще жить.
- Как вы думаете, будет ли какое-то продолжение этих дел?
- Знаете что, они это дело мне не смогут «пришить». Я пять лет сидел в тюрьме с 2011 года, а среди тех людей, которые они мне называли, я про них даже не слышал. Не думаю, что они из этого дела что-то вытянут. Хотя могут из этого парня с бутылками сделать «террориста». Не знаю. Нельзя в таких ситуациях поддаваться и себя оговаривать. Вообще нельзя ничего говорить, могут куски ваших показаний посклеивать. Нельзя давать никаких показаний. Пусть сами что-то ищут. Нельзя на кого-то наговаривать: человека подставите и сами пойдете, как соучастник.
- Будете ли вы пытаться себя обезопасить?
- Все что я делал — буду продолжать делать. Какие меры безопасности? Как жил, так и буду жить. Я понимаю, что если они захотят что-то сделать — я их не остановлю. Будет что будет, я буду делать все возможное.
- Вы в курсе последних событий?
- Только то, что мне рассказала Марина, буквально через дверь в ванной комнате, потому-что любой нормальный человек, после такого места хочет привести себя в порядок, побриться, смыть с себя все это. В СИЗО я целыми днями спал, не знал, что происходит, не думал, что они решаться на такое. Читать было нечего, поэтому я только спал и занимался физкультурой. Дома был сегодня в 8.45, c Сокола пытался дозвониться, затем подъехал на автобусе до Минска, оттуда взял такси.
Насчет того, что происходило пока меня не было, могу сказать, что телефон я оставил дома, так как перед тем как скрываться, нужно избавится от наблюдения, только сегодня я узнал, что от моего имени распространяли заявления и тд. Это довольно предсказуемо, но то, что взломали аккаунт Марины, отключили интернет, вай-фай и мобильные телефоны — было для меня новостью. Такая основательная работа, как будто для них это было вопросом жизни и смерти господина Лукашенко, но я думаю, что он такими действиями только приближает свой конец.
Меня очень тяжело удивить, но я удивлен, тем, что они делали 25 марта. Это говорит о том, что Лукашенко больше не пробует играть в «отца народа». Все что мы наблюдаем — это режим оккупации страны. Аппарат подавления создан, наглые, холеные, на роскошных автомобилях, они кормятся за счет будущего наших детей. Я готовил перед задержанием документ резолюции, там были выдержки из бюджета, первая статья бюджета — выплата внешних задолженностей, затем идут расходы на милицию, спецслужбы и суды, а вот дальше, с большим отрывом идут здравоохранение, медицина.
Они берут кредиты, чтобы содержать эту банду. Это настоящая банда, КГБ - это уже как гестапо. Они сегодня показали это белорусскому народу. Те кто хотел поиграть в либерализацию, должен заткнуться и перестать финансировать режим. Все уже увидели, на что идут эти деньги. Марина мне рассказала, что какие-то новые машины были задействованы. Вот на что идут ваши кредиты, господа-демократы западные. Вот кому вы жмете руку.
- Какое будет продолжение после брутального разгона акции? Будет ли попытка либерализации?
- Когда вы угрожаете системе — она предпринимает какие-то действия в ответ. Если смириться со всем — позволят немного свободнее дышать. Я смотрю даже по себе, даже отпустив меня, Лукашенко боится испортить отношения с Западом. Возобновление этих отношений началось с моего освобождения. Посадить меня по уголовному делу — значит забрать эту основу для либерализации. Пробуют дискредитировать. Они могут что угодно там написать, кого-нибудь сломают из задержанных, кто-то оговорит — этого хватит. Будут смотреть на реакцию Запада. Вы поймите, белорусское общество эту машину репрессий, не в состоянии удерживать. Нужны кредиты, нужны деньги. Если будет шанс на то, что удастся получить деньги — немного отпустят этот репрессивный аппарат.
- Как вы думаете, почему вас отпустили?
- C цель дискредитации. Мы должны менять форму протеста. Если не дают в наши праздники выходить — есть другие даты. Есть 1 мая, 9-е мая. День Победы над Гитлером, но стало известно, что один поклонник Гитлера захватил власть в нашей стране. Выйдем, почтим память дедов, которые победили фашизм, пожелаем друг-другу, чтобы и мы освободились от этого фашиста. Пусть он в эти дни снова оккупирует город, выпустит своих СС-овцев, пусть те, кто еще верит этому телевизору — сами все увидят своими глазами и убедятся, во что превратили страну.
- Владимир Некляев сейчас находится в Бресте, у него случился гипертонический криз, он высказывался в вашу поддержку, требовал вашего освобождения.
- Мы выбрали разные тактики того, чтобы остаться на свободе. Он выехал с территории страны, его пригласили на заседание Комиссии в Сейм Польши. Он собирался вернуться 24 марта, чтобы присоединиться к людям в День Воли. Мы обменивались записками, так как меня вероятно тоже прослушивали, я ему сообщил, что залягу на дно. Мы надеялись, что кому-то из нас удастся прийти на Марш.
- Где вас задержали?
- Задержали на конспиративной квартире, принадлежавшей жене моего соратника по партии, однокомнатной квартире, которая находится в стадии ремонта. Вечером я услышал, что кто-то пытается открыть двери ключами, у них не вышло, через какое-то время им удалось проникнуть, была съемочная группа, мне не дали включить свет, когда я начал собирать вещи. Вывели на улицу, надели шапку на глаза, посадили в «Лексус», шикарный автомобиль и вывезли.
- Связываете ли вы свое освобождение с заявлением Сикорского, что если появятся политзаключенные — диалог закончится?
- Повторюсь, весь этот диалог начался с моего освобождения после пяти лет тюрьмы. Я очень рад, что также освободили других ребят. Если меня посадят по уголовному делу — основание для диалога исчезнет. Они сами были растеряны, ведь такую ерунду мне пытались подсунуть. Когда они с утра приходили ко мне на досмотр, говорили: «Встаньте, представьтесь», я отвечал: «Не буду вставать, я вас не уважаю». Такой «лажи» мне никто еще не предъявлял. Cам следователь у меня спрашивал: «Как вы считаете, вы долго еще тут будете?» Я ему отвечал: «Смотря на экономическую ситуацию в стране — нет». Ведь такое показать Западу, что они мне предъявили, что я сидя с 2011 года в тюрьме, готовил какие-то террористические действия.
- Нет у вас какой-то растерянности, разочарования, после того, как вы были задержаны, был задержан Владимир Некляев? Какие у вас планы на будущее?
- Я думал об этом, когда я сидел в этой конспиративной квартире, нашел на балконе старые бумаги, пытался набросать на них план резолюции. Он получился достаточно большим, так как я перед этим перечитал государственный бюджет. Ведь основной статьей бюджета является выплата задолженностей, второе место — милиция, суды, и тд. Это 1 миллиард 200 миллионов, далее идет 300 миллионов — медицина и здравоохранение. Про это нужно говорить. Я думаю мы 1 мая проведем «маевку» и я озвучу эти цифры.
Я подготовил также требования, для того, чтобы улучшить экономическую ситуацию: продать все резиденции, самолеты, лимузины. Мы будем поднимать также вопросы о том, что по приказу Лукашенко часть денег от продажи нефтепродуктов переводится на заграничные счета его семьи.
25 марта — не было ключевой акцией, если мы хотим мирных перемен — это сложный путь, тяжелая работа. 25 марта мы сделали очень важную вещь, люди показали, что у них есть достоинство, несмотря на эту вакханалию, несмотря на то, что от моего имени рассылалась лживая информация. Люди не ходят за каким-то пастухом, потому что они люди, а не стадо. Ими движет совесть и чувство собственного достоинства. Мы не позволили еще несколько кредитов повесить на наших детей. Думаю, что после того, как весь мир увидел эту банду, может, какой-то диалог сохранится, но денег ему никто не даст. А это главное. У нас нет больше другого выхода, чтобы заставить его перестать кормить эту свору, а голодные псы могут и на хозяина кинутся.
- Как вы думаете, решение так брутально зачистить митинг было внутренним или тут имел место «российский след»?
- Это исключительно внутреннее решение. Все это сказки, про эти две группировки, которые воюют между собой. Зная психологию силовиков, военных, можно сказать, что у каждого есть сфера, за которую он отвечает. Макей просит: «Помягче! Нужно сохранить лицо перед Западом». Шуневич по-другому действует, но решение принимает только один человек.
То, что он пошел на такие меры 25 марта показывает одно — он испугался, он в панике, понимает, что находится в тупике. Он переходит из режима «социального контракта», их было несколько: лояльность в обмен на какой-то уровень жизни, второй — лояльность в обмен на безопасность и отсутсвие войны. Cейчас, извините за слово, все социальные контракты «похерены». Власти переходят в режим оккупации страны, захвата страны. Cомневаюсь, что он долго протянет в таком положении, режим не в состоянии себя содержать. Люди устали содержать этих откормленных, холеных бандитов. На «Лексусах» едут задерживать! Этих людей он не сможет содержать!
- Давили ли на вас в СИЗО?
- Пробовали помешать занятиям физкультурой. Сидел в одиночной камере, читать не давали, горел свет, на ночь по правилам должны включать другую лампочку, менее яркую, которая находится возле дверей. Они не выключали ее все три ночи, но «старого зека» этим не испугаешь. Я могу спать при любых условиях.
- Видели ли вы Дашкевича в СИЗО или кого из белорусских активистов?
- В субботу с утра когда меня вывели в туалет я закричал: тут Николай Статкевич. Доброе утро «террористы». Никакой реакции ни из одной из камеры я не услышал. Может это было нежданно, но если кто-то кричит в коридоре, что люди обычно слышат такие вещи. Я думаю, что если кто-то из них там, то фамилию они должны были услышать.
- А какой у вас статус?
- Не знаю. Был подозреваемым. Все бумаги забрали. И теперь я понимаю, что они будут отказываться от того, что меня там держали в 16-й камере. Я подписал несколько бумаг, чтобы они остались. Я написал, что отказываюсь от дачи показаний. А потом перестал подписывать бумаги, сказал что лимит исчерпан. Когда они меня выводили из квартиры, у меня были яблоки, бананы, я сгрузил все это в пакет. Они все это забрали, потом отдали на допрос. С допроса снова забрали и вода была. Я говорю: дайте хоть воды попить. Следователь замялся. Я сказал: воду открываем – я две бумаги подпишу.
- Информация о событиях 25 марта до вас доходила?
- Абсолютно ничего. Я уже говорил, что после обеда 25 марта у все персонала изменилось поведение. Чувствовалась какая-то неловкость. Когда у тебя большой тюремный опыт, то ты все эти настроения отслеживаешь. Что для нормального человека очень тяжело, то там уже оттенки нюансов их настроения на тебя, особенно посидевши в крытой тюрьме, чувствуешь, что на тебя готовится какой-то наезд. А тут чувствовалась некая аура виноватости. У меня такое чувство было, может, оно и субъективно. Это продолжилось и в воскресенье после смены. А в субботу с утра были попытки кричать и так далее.
Когда меня задержали, я сказал: вы обязаны сообщить моей жене. Следователь-капитан, который подписывался П. П. Василевский, сказал, что отправит почтой, но был его коллега, который себя не назвал, он скал что позвонят. Я поблагодарил, но потом понял, что могут и не сообщить. Поэтому, как говорят в таких местах, я себя обозначил.
- Официальная пресса сообщает, что задержан ваш водитель Кунцевич, у которого в багажнике автомобиля лежала коробка со взрывчаткой, коктейлями Молотого. Как вы относитесь к таким сообщениям?
- У меня нет водителя. Сергей Кунцевич участвовал в моей эвакуации. Он мой коллега по партии. Это элементарная схема оторваться от любого хвоста, особенно в столице. Тут надо иметь договоренность и безусловно договориться тихо с человеком. Когда человека, который готовил мою эвакуацию, арестовали, мы вынуждены были договариваться через фейсбук, удали это все, я достал из смартфона сим-карту. Безусловно это был вопрос времени. Мы договорились, что он возле одной станции метро ждет меня в машине. Марина подвезла до второй. Я зашел в метро, все наблюдение ведется из машины и на глазах выскочить и побежать за мной – это «засветиться». Мне посчастливилось – я запрыгнул в последний вагон, проехал одну станцию, вышел, сел в машину. Меня отвезли в другое место и потом я пересел в другую машину. Когда ты прячешься, убежать не проблема. Проблема потом долго продержаться на свободе. Но это были мои партийные коллеги. Они все находятся под наблюдением.
- А что скажете про коктейли Молотова?
- Это чушь. Они были уже в 2010 году, потом исчезли из дела. Они оставались, пока я не прочитал материалы судебной экспертизы. Их фотографировали и было написано - жидкость желтоватого цвета. Я прочитал экспертизу, а там написано: вода. Они поленились бензин туда лить. А лежали все эти предметы сутки на 15-тиградусном морозе. Я долго расспрашивал прокурора на суде в 2011 году, что это за белорусская вода, которая на морозе осталась жидкостью? Я думаю, что это из той же оперы. У него, действительно, была звукоусиливающая техника, но все остальное – это довески и ему это подложили. Я надеюсь у моих коллег хватит твердости не оговаривать ни себя, ни других, а лучше не давать никаких показаний, потому что это самое разумное в такой ситуации.
- Кто из ваших соратников сегодня пропал. Кого не можете найти?
- Я пока ничего не знаю. Первая реакция, когда я вернулся, я спросил, что было 25-го ну и дела личные: побриться, помыться.
- Я подскажу Сергей Марцелев и Сергей Кунцевич.
- Марцелева могли задержать по той причине, что я пересаживался в машину у метро «Тракторный завод». А он там недалеко живет. А они просматривают видео, как ты зашел в метро, и даже ели оторвался от пешей наружки, они по видео смотрят, где ты вышел. И, возможно, они решили, что я могу у него прятаться.
- А какие шансы, что выпустят остальных? Сейчас много политзаключенных. Что белорусское общество должно делать, чтобы они вышли на свободу?
- Думаю, что даже по делу «террористов» большинство выпустят. Я с этого начинал. Говорю: нахватали людей. Следователь ответил, что по крайней мере несколько человек останется, потому что такое у них нашли. А что нашли? Три охотничьих карабина. Они зарегистрированы, конечно, но он же ненормальный. Если охотничье оружие им продавали, значит, справка была. Не та ситуация, как говорят. Я думаю власти будут стараться сохранить отношения с Западом. Иначе Россия прижмет и размажет по стене.
Они надеются, что испугали общество, но извините, не президентские выборы. Выйдут через месяц, два, полгода. Потому что власть одной рукой душит протест, а другой создает протест. Потому что социальная ситуация такая, что если доберется до Минска, в котором еще старые запасы, то посмотрим, что будет происходить. Но пока, что мы можем делать – это защищать этих людей. Мы не можем напугаться. Присоединяются новые люди. Придется менять тактику протеста. Если нам не дают собраться в наш праздник, будем собираться в их. 1-го мая, 9-го. На Октябрьской площади собираются? Придем! Соберемся, возложим цветы. В честь освобождения от гитлеровцев и с надеждой, что Беларусь снова будет освобождена. Пусть он на 9-го мая совершит это спектакль,
- Наш зрители спрашивают, будете ли вы сейчас требовать освобождения ваших коллег? Тех, кто сейчас в СИЗО КГБ или на Окрестино.
- Безусловно. Но я уже сказал про лучший способ требовать освобождения – это требовать его публично. Что касается заявлений – это самое легкое, что можно делать.
- События последних дней показали, какая огромная сила противостоит протестам. Насколько это реально и возможно? Это будет снова подавление или это будет либерализация с тем вялым диалогом с Западом и кредитами или это будет внутреннее борьба с железным занавесом, как это было?
- Нет у власти сейчас такой роскоши – строить занавес с Западом. Поменялась Россия. Сейчас не 2010 год. Когда споры были, уступки из-за нефти и так далее. Сейчас за меньшие деньги будут требовать больше. Режим сейчас стал заложником своего силового аппарата. Он сейчас тем более должен его удерживать, но денег на это будет меньше и меньше.
Я думаю, что протест должен продолжаться. Он ни в каком случае не должен выходить за мирные рамки. Не давать поводов для оправдания. В конце концов это приведет к тому, что не будет чем кормить своих псов. Распускать их нельзя, потому что люди недовольны и кормить нечем. Это тупик. В этом тупике надо держать их.
- Как произошло ваше освобождение?
- Еще раз хочу напомнить, что есть общее установка о возбуждении уголовно дела в связи с тем, что с 2011 года неустановленные лица готовили других лиц для организации массовых беспорядков. Дата подписания этого документа, подписанная генерал-майором первым заместителем главы КГБ П. И. Сергиенко – 9:00 21 марта. А Лукашенко заявил о том, что арестованы по этому делу под Бобруйском, Осиповичами на день раньше. Таким образом, это еще раз доказывает, что это его безумные выкрутасы. Позже оформили дело.
Повторю, эти все документы забрали, вывели во двор и там стоял микроавтобус и люди высокие, худые, в масках сказали, что вас сейчас вывезут для следственных действий. Я требовал документы. Посадили между двумя людьми, в этот раз не стали на голову одевать шапку, но все время были закрыта занавески, чтобы не было видно, но подымалось солнце и я сначала сориентировался, что вывезли на Партизанский проспект. Потом только оставались версии куда везут. Я уже думал что куда-нибудь в Жодино, но я оказался в Соколе. Мне сказали выходить из микроавтобуса. Отдали папку с вещами и уехали. Дальше я остановил машину. Пробовал дозвониться до жены. Телефон все время был занят. Потом уже пошел на остановку, попросил у какой-то женщины. Потом в автобусе вместе ехали, но все время было занято. Я понял, что заблокирован номер. Доехали до метро Могилевская. Я сразу же сел в такси и приехал до дома.
- Сейчас нас смотрят не только ваши, но и те люди, про которых вы рассказывали. В КГБ сейчас опровергают тот факт, что вы там были.
- Я не сомневаюсь. (смеется) Привет капитану П. П. Василевскому, К. Л. Рожку и генерал-майору П. И. Сергиенко, который подписал 21 в 9:00 постановление, о возбуждении уголовного дела по статье 293 ч.3. подписал этот документ К. Л. Рожков. Эти документы, я уверен, есть в дела каждого, кто задержан по этому делу, так называемого «лагеря боевиков». Я надеюсь, что эти люди меня слышали. Потому что, извините я снова повторяюсь, я такой вариант допускал. Утром 25-го, когда вывели в туалет, там такой круглый коридор, я закричал, люди должны были услышать. «Тут Николай Статкевич. Доброе утро, террористы».
- Почему сейчас говорят, что вас там не было?
- Я думаю, что пока они не готовы меня сажать. Потому что диалог с Западом начался после моего освобождения. Что-то убедительное предъявить Западу, что сделал что-то, они не могут. Что я с 2011 года боевиков готовил, сидя в тюрьме? Или бутылки с зажигательной смесью, которые будто нашли? Поэтому они решили меня дискредитировать. Потому что для властей очень плохо, когда у протеста есть лидер. Поэтому столько усилий для этой дискредитации.
- Насколько Лукашенко самостоятельный в эти репрессиях? Потому что есть мнение, что это силовики.
- Я уже отвечал на это вопрос. Поэтому извините, кто слышат это во второй раз. Я не верю в эту версию. Есть у каждого свой вектор ответственности. У Макея это тот самый диалог, выманивание кредитов. Поэтому со своей точки зрения он обязан быть помягче. А есть так называемые силовики, у которых другая задача – не допустить никаких угроз, которые они преувеличивают для своей важности. Поэтому они кричат, что надо арестовать. Но все они несут эти свои видения, свои рекомендации одному человеку и он принимает решения. Сейчас очевидно, что этот человек в панике. Он испуган, потому что такие неадекватные действия может совершать только человек, который теряет контроль над собой.
- Если говорить о действиях. Задержания 25-го, на самом деле была массовая акция, но и вчера в Минске было задержано около 40 людей. Люди вышли высказать солидарность с теми, кто был задержан 25-го марта. Не очень массовая акции, около 100 человек. С чем вы связываете такую реакцию даже на небольшие высказывания своего мнения?
- Я снова повторюсь. На мой взгляд режим переходит от социальных контрактов на режим оккупации страны. По сути переходит к прямому устрашению общества. Это все акции устрашения.
- Мы попросим вас повториться, потому что наши зрители, которые только присоединились спрашивают о ваших дальнейших планах. Будете ли вы продолжать акции?
- Думаю, что мы должны поменять тактику протестов. Если они не дают нам собраться в наши праздники, то мы будем собираться в официальные, не буду говорить в их, потому что это также и наши праздники. Хорошая дата – 1-го мая, хорошее место на Октябрьской площади. Тем более есть что сказать. И у меня есть рекомендации, где найти деньги чтобы поднять пенсии, чтобы поднять социальные пособия. Это продать все резиденции Лукашенко, его самолеты, лимузины. Это найти все те миллиарды, которые он перевел за границу. Нам есть что сказать.
Хорошая дата – 9 мая, годовщина, когда наши деды освободили Европу от гитлеризма. Сейчас потомок Гитлера, по сути, его поклонник захватил нашу страну. Мы можем собраться 9 мая на Октябрьской площади с тем, чтобы почтить память наших дедов и снова пожелать себе освобождения от новой оккупации. Пройтись до площади Победы, возложить цветы. Мы будем менять формы. Пусть он оккупирует со своими СС-овцами Минск снова, чтобы ни у кого иллюзий не осталось, чтобы увидели, что тут делается.
- Популярная мысль в социальных сетях. Что сейчас потеплеет, начнется дачный сезон и все протесты пойдут на спад.
- Я думаю, что люди найдут время, чтобы выйти на протест и не все поменяют свободу на грядки. Потому что эта власть снова сажает нас на картошку. Люди, если понимают это – должны сопротивляться. Я не могу сказать, насколько глубоко на общество оказали влияния эти действия властей, это запугивание. Но я думаю, что найдется достаточное количество людей, чтобы противостоять этому. Потому что если мы сейчас позволим себя запугать – они на головы нам гадить начнут. Вырастили на свою голову. Наглые откормленные фашисты. Добро обеспеченные, на шикарных машинах за уже деньги наших детей. Основная статья бюджета – оплата по внешнему долгу, потом удержание милиции, спецслужб, судов. И с отрывом в 3-4 раза – медицина и охрана здоровья. Дожились. Про это надо говорить сейчас. Сократить их вдвое, а лучше втрое.
- Думали ли вы, что ваши акции вызовут такую реакцию властей и что они будут такими массовыми?
- То, что они будут массовыми, я знал. Было видно, что общество преодолеет синдром Майдана. Также было видно, что будет расти социальное напряжение. У меня было время над этим подумать. И когда я вышел на свободу, я просто стал готовить площадку для протеста. Я начал выходить на акции, не все это понимали. Но мне нужно было вернуть площадку, она за пять лет была потеряна. Ни одного митинга оппозиции за пять лет в центре Минска. За исключением молчаливых акций, которые не являются оппозиционными, потому что руководители оппозиционных организаций, которые были на свободе, его не поддержали.
Позже на эти площадки начали выходить и оппозиционные партии, люди и социальный протест. Следующее – это механизм протеста - коалиция. Коалиция не получилось полностью, но это очевидно. Потому что идти в коалицию со Статкевичем, зная, что он будет делать, не у всех хватило смелости. Но нашлось и была создана инфраструктура управления протестом в Минске и регионах. Далее просто ждать, когда оно начнется. Где-то в конце прошлого года люди начали терять надежду на то, что при этой власти что-то изменится к лучшему. У меня есть хороший инструмент для замера. Есть информационные партнеры.
То, что произошло 17 февраля в Минске – должно было произойти. Когда меня спрашивали, выйдут ли люди на протест, я уверенно отвечал, что выйдут и будет много. Единственное, что не прогнозировал такой быстрой паники властей. Первая паническая реакция – это 20 марта у Лукашенко про боевиков. Еще раз повторюсь: уголовное дело было заведено на день позднее. Тогда уже у человека начало вырывать мозги, как уже подсказали – весеннее обострение. Это действительно ненормальный человек. А вдруг ему покажется, что в Бобруйске вражеские войска? И он даст команду Осиповичской бригаде «Полонезами» город накрыть. Это не шуточки уже. Это безумец, ненормальный человек во власти оказался.
- Такое количество спецтехники 25-го марта, это тоже паника или отработанный сценарий?
- Я думаю, что это и паника, и человек в панике стремится запугать остальных. Он боится общества, он боится собственного народа. Он пытается запугать людей.
- У кого больше страха, у власти или у людей?
- Учитывая, что люди вышли, прошли, что-то пробовали, мне кажется, что власть напугана больше.
- Те людьми, с которыми мы говорили после задержания, сказали, что выйдут на «Чарнобльскі шлях».
- У «Чарнобльскага шляха» свой формат, это больше мемориальная акция. Я думаю мы должны проводить акции на официальные даты и лучше сразу же собираться на Октябрьской, с одной стороны – с вокзала. Потому что там хорошая площадка для сбора и пусть они выбирают позволять собраться иди нет. И собираться по официальным датам: 1-го мая, 9-го мая. «Чарнобльскі шлях» имеет свой формат и им легче его разогнать, чем акцию на 1-го мая.
- Каковы ваши ближайшие шаги? Будете ли навещать Некляева в больнице?
- Я свяжусь с ним, посмотрю, в каком он состоянии. Безусловно, меня волнует судьба всех задержанных, всех арестованных, моих коллег, которые попытались дойти до этой акции. Одного задержали только за то, что я пересаживался в машину недалеко от того, где он живет. Меня волнует ситуация с сотнями арестованных людей, но, безусловно, волнует и судьба страны, потому что вижу, что это действительно ненормальный человек. Это проявилось в последнюю неделю буквально, что этот ненормальный готов действовать и другие нормальные готовы исполнять его приказы. Сказал, что есть боевики и на следующий день генерал подписывает и начинают хватать людей, делать из них боевиков. Власть чувствует ненависть людей.
- По сведениям правозащитников, 25-го марта было задержано около 600-700 человек, но большую часть отпустили и сейчас, опять же по подсчетам правозащитников, 70 человек находится на Окрестино и начинаются суды. Планируете ли вы пойти в какой либо суд и поддержать людей.
- Да. Но я пока не владею ситуацией. В первую очередь надо привести в порядок свои контакты, позвонить отцу, сообщить родным. Но я планирую это сделать.
- После каждого дела делают какие-то выводы. Из этого дела какие выводы у вас есть?
- Мы недооценили степень паники власти. Возможно у них есть механизм анализа настроения людей. А возможно, поговорив с людьми в Могилеве и мне Сергей Марцелев в пятницу сказал, что еще в Гродно ездил Лукашенко, и там возможно он что-то почувствовал. Мы недооценили степень трагичности и поэтому, чтобы уменьшить брутальность, надо менять тактику. Надо думать, но первое, что приходит в голову – использовать их праздники по максимуму. У нас маёвка. Мы пришли отмечать 9-го мая. Не дать им отмечать эти официальные, теперь уже наши праздники. 3 июля еще освобождение будем отмечать.
- Хотели бы сейчас обратиться к кому-либо? К людям, которые собирались и вышли на 25-го, или к тем, кто не вышел. Может быть, к властям, к силовикам.
- К властям обращаться, к силовикам. Зачем? Если у человека совести нет. Я посмотрел на этого силовика с гибкой совестью. Он верит в то, что сказало начальство. Это безнадежно. Там определенный класс людей подобрался. Сидит оформляет, а потом жена звонит и он начинает мурлыкать: «извини, родная, сейчас занят, не могу». Будто нормальный человек, а на самом деле моральный урод. Это безнадежно.
Но я еще раз хотел бы обратиться к людям, в первую очередь, к тем, кто вышел 25-го, и к тем кто имел честь выйти 26-го в защиту арестованных. Огромное спасибо! Действительно, вы показали, несмотря на шквал ненависти со стороны экранов телевизоров, на устрашение, даже на то, что вас оставили без лидеров. Мне сказали, что от моего имени распространяли информацию не выходить. Вы показали, что вы личности, что вы не за пастухом идете, а выходите потому что вас ведет ваша честь и достоинство. Они у вас есть. Спасибо вам огромное. Простите, что не смог быть с вами. Поверьте, я делал все возможное и мои коллеги рисковали своей свободой, я не знаю, где они сейчас находятся. Также хочу обратиться к тем, кто поверил, кто испугался. Я уверен, что придет время и очень недалекое и вы убедитесь, что если вы поверили, то вас обманули, если вас напугали, то вы найдете в себе силы.
У нас нет другого выхода. Поверьте. Они ведут нас в тупик. Они ведут нас в бездну. Страна захвачена бандой. Мы должны что-то делать. Я не призываю вас к вооруженной борьбе. Это не нужно. Но мирный протест покажет, что мы народ.