Когда силовики переходят на сторону народа?

• 20.02.2021, 18:43

В Беларуси процесс уже пошел.

Алексей Анисин, декан факультета международных исследований и дипломатии Англо-американского университета в Праге, рассказал «Радыё Свабода» о своих исследованиях. Одна из тем его научных работ — переход государственных сил безопасности на сторону протеста.

- Вы много лет исследуете социальные конфликты, в том числе протестные движения в авторитарных государствах. Можете ли вы сказать, что знаете некоторые из основных факторов, определяющих успех или неудачу таких движений?

- Думаю, что да. Это один из наиболее исследованных и давних вопросов в изучении социальных движений - вопрос революции. Это интересная тема - ее изучают социологи, политологи, исследователи международных отношений, а также историки. И мне кажется, что в последние годы произошел взрывной рост типов анализа, применяемых для создания больших баз данных и наблюдений.

Количественные оценки показали, что присутствие большого количества людей на улицах в течение длительного времени может создать, назовем это, «непредвиденный сценарий», когда люди протестуют на улицах в течение месяцев или даже лет. В некоторых случаях это приводит к тому, что исследователи называют «сценарием финальной фазы борьбы», когда режим вынужден задействовать службу безопасности или военных для защиты. И здесь исследователи сходятся во мнении, что в таких ситуациях, когда могут случиться решающие процессы, ключевым фактором является поведение вооруженных сил той или иной страны.

Если какое-то общественное или оппозиционное движение может убедить военнослужащих покинуть правительство и встать на сторону протеста, это обычно определяет, состоится ли революция.

- Одно из ваших исследований касается стран, которые находились под коммунистическим режимом в конце 1980-х. А вы как раз рассматривали переход спецслужб на сторону протеста. Что вы увидели в этом исследовании? Что для вас было новым?

- Спасибо, что упомянули об этом исследовании, оно недавнее, и я увидел там много нового. Эти важные революции изучались многими, и ваша аудитория знает, что 1989–1990 годы были решающими в формировании посткоммунистических обществ.

Все эти европейские революции, кроме румынской, были ненасильственными. И были разные этапы, во время которых оппозиционные движения побуждали вооруженные силы и службы безопасности встать на свою сторону. И в своем исследовании я утверждаю, что эти этапы зависели от того, предложило ли правительство оппозиции реформы. Я отслеживал случаи перехода на сторону протеста как на первом, так и на втором этапе.

На первой стадии люди выходят на улицы, это большой протест, он продолжается несколько недель или месяцев и призывает представителей вооруженных сил или перейти на сторону протестующих, или просто не подчиняться командам правительства участвовать в репрессиях. Такое произошло в нескольких странах. А в других странах правительство предлагало движениям протеста уступки, а если такие уступеи не были приняты, тогда уже начинался переход вооруженных сил на сторону протеста.

Интересный случай с Румынией - в этом контексте он был единственным, где оппозиция применила насилие. На улицах Бухареста было значительное количество жертв, и тогда часть вооруженных сил перешла в оппозицию. Вероятно, часть вашей аудитории знает, что в Румынии произошла довольно кровавая революция, в отличие от Восточной Германии, Чехословакии, Болгарии или Польши.

- В одной из ваших статей рассматриваются случаи перехода спецслужб на сторону протеста, и вы рассматриваете факторы, влияющие на то, состоится ли такой переход. Насколько большим должен быть такой переход, чтобы его можно было учесть в вашем исследовании?

Например, в сегодняшней Беларуси десятки, а может и сотни людей покинули силовые структуры во время акций протеста, когда начались репрессии. Некоторые из этих людей сейчас находятся в изгнании и открыто выступают против правительства. В службах безопасности есть люди, которые предоставляют информацию, в том числе видео. Будет ли это рассматриваться в вашем исследовании как переходный период, или же для того, чтобы страна подпадала под это определение, потребуются некоторые цифры с самых высоких уровней иерархии?

- Это очень практичный и важный вопрос. Прямо сейчас это обсуждают исследователи, изучающие это явление во многих странах - американские и британские исследователи обсуждают, какое определение можно использовать в мировом масштабе.

То, что вы описали о Беларуси, может, будет случаем перехода. Именно в этом исследовании, которое вы упомянули, в котором рассматривается большое количество движений и моделей перехода сил безопасности к протестам, критерием является то, что делают службы безопасности, связанные с государством, разрывают ли они связи и публично заявляют о поддержке оппозиционного движения.

В зависимости от того, насколько публичными были эти дела, их можно квалифицировать как переход. Много или мало таких случаев уже не поддается определению. Было бы очень сложно определить какой-либо порог, после которого количество таких переходов станет революционным и до которого оно останется обычным.

Мне кажется, это то, что должны сделать будущие исследователи, потому что можно посмотреть на исторические движения и измерить, сколько субъектов перешло на другую сторону, кто они были и от кого они убегали. Могут быть вещи, которых мы еще не знаем. Вокруг вопроса, который вы задали, как-раз теперь идут споры.

- Но сами по себе факты перехода силовиков на сторону протеста, пожалуй, самый важный фактор, который может предсказать, будет ли протестное движение успешным, это так?

- Абсолютно верно, 100 процентов. Также интересно посмотреть на это в контексте демократизации. Ведь последние данные показывают, что демократическая революция обычно сопровождается этим - вооруженные силы встают на сторону оппозиции или выражают ей поддержку. И мне кажется, что это практический механизм, который мы должны понимать в сегодняшних условиях Беларуси и других стран.

- Можно ли тогда сказать, что это хороший знак для долгосрочных перспектив белорусской оппозиции, если в вашей классификации это случай страны, где зафиксирован переход силовиков на сторону протеста?

- Ну конечно, естественно. Причина в том, что переходы могут происходить медленно - например, что-то происходит, и несколько человек делают это в течение нескольких недель. Со временем это может накапливаться.

Также могут быть так называемые «бюрократические переходы» - они обычно изучаются отдельно, потому что это люди, которые работают в бюрократии, а не в структуре безопасности или в военной структуре. Если наряду с военными переходами происходят бюрократические переходы, можно с уверенностью сказать, что правящий режим теряет контроль над правительством.

- У вас есть статья о факторах, определяющих, перейдут ли спецслужбы на сторону протестующих, и вы говорите, что нет ни одного условия, которое бы это предопределило. Но есть набор условий и разные пути, разные комбинации. Возможно, наиболее важными факторами являются масштабы протестного движения и то, что вы называете «обратным результатом репрессий», когда они провоцируют еще более крупные протесты.

Опять же, этот фактор определить непросто. В первые три дня после выборов в Беларуси имели место масштабное насилие - силовики использовали световые и шумовые гранаты, стреляли резиновыми пулями, но в последующие дни масштабы протестов возросли. И это можно рассматривать как «обратный результат репрессий». Но сейчас, в зимние месяцы, происходят местные протесты и продолжаются репрессии. А некоторые пессимистично относятся к ситуации и говорят, что протестное движение отступает, потому что на улицах нет сотен тысяч людей. Опять же, в вашем исследовании, будет ли это рассматриваться как «обратный результат репрессий»?

- Я с самого начала следил за белорусскими протестами и за упомянутыми вами событиями. И я думаю, что есть основания полагать, что это тот случай, когда репрессии усилили протест, но в то же время власти были очень осторожны в этом отношении.

Хорошо известно, что когда правительство организовывает массовые убийства мирных демонстрантов, информация об этом "вирусно" распространяется по всему миру. И у меня есть несколько исследований, в которых я сравниваю массовые убийства протестующих. Определение массового убийства в данном случае - это инцидент, в котором убиты десять или более человек. И меня удивило, что смертей было не так много, как я думал. Хотя использовались светошумовые гранаты и, возможно, несколько человек были убиты, мне кажется, что событий в начале протестов было недостаточно, чтобы подпадать под это определение.

Можно ли квалифицировать эти события в базе данных как «обратный результат репрессий»? Наверное, да, потому что репрессии были, а после них размах протеста вырос.

Можно вернуться на сотню с чем-то лет назад. В "Кровавое воскресенье" января 1905 года в России произошла резня. Произошел крупный ненасильственный протест против царя во главе с священником, и десятки людей были убиты, и этот случай спровоцировал первую русскую революцию.

И через более чем 100 лет в Беларуси аналогичный процесс мог быть спровоцирован, но мне кажется, что репрессий было недостаточно, и режим понимал, что делает.

- То есть вы считаете, что нескольких смертей, которые произошли во время акций протеста, не хватило белорусскому обществу для нанесения ответного удара? Возможно, вы имеете в виду, что этого было недостаточно, чтобы спровоцировать бурные протесты? Или вы что-то еще говорите?

- Внутри страны этого было явно достаточно для увеличения мобилизации. Но эта динамика также применима к международной сфере, где возможен асимметричный ответ. В прошлом мы видели, что после того, как правительства убивали граждан, были созданы мощные асимметричные группы поддержки, которые вливали ресурсы в эти страны и поощряли рост протестов.

Я не знаю, насколько это случилось с Беларусью - я уверен, что в какой-то степени это произошло, но немного по сравнению с инцидентами в прошлом, когда были массовые убийства. Я думаю, что это было стратегически рассчитано правительством.

Возьмем, к примеру, Китай в 1989 году, когда на площади произошла резня. О жизнях мирных жителей не было абсолютно никакого сожаления. И, к сожалению, в этом случае репрессии в итоге сработали.

- Еще один фактор, который вы учитываете в статье о переходе силовиков на сторону протеста, - это поддержка режима извне. В случае с Беларусью многие наблюдатели заявили, что Россия оказала решающее влияние и что это был сигнал белорусским силам безопасности, когда Путин в конце первой недели протестов заявил, что готов оказать Лукашенко решительную поддержку, если события выйдут из-под контроля.

Что показывает ваше исследование - насколько важна эта внешняя поддержка со стороны могущественного государства в регионе для того, чтобы режим оставался у власти, даже если он непопулярен?

- Это одно из важных условий, которое можно наблюдать. Интересно, что это чаще всего встречается в случаях гражданской войны и переходов, которые происходят во время гражданской войны. В случае с Беларусью я считаю это качественное значение.

Если брать все случаи переходов, то этот фактор значим, насколько я помню, в одной модели. И особенно это касается жестоких конфликтов.

Можно ли сказать, что это самый важный фактор - внешняя поддержка? Похоже, нет, но это важно.

Мы также должны учитывать, что, когда мы изучаем такую переменную в количественных исследованиях, внешняя поддержка означает не только поддержку со стороны соседней сверхдержавы или ведущей мировой державы - это может быть любой набор стран, которые поддерживают другую страну.

Таким образом, тот факт, что российское правительство выразило поддержку нынешнему правительству Беларуси, влияет на стратегическое планирование не только протестующих, но и действующих служб безопасности в Беларуси. Потому что они знают, что если они хотят перейти на другую сторону, их могут заменить другие люди, и они могут дорого за это заплатить. В сознании силовиков всегда есть наказание. Их решения всегда зависят от стратегических расчетов того, что произойдет в будущем.

- Одна вещь, о которой вы упоминаете в этом исследовании, а также в других, заключается в том, что важность ненасильственного сопротивления для успеха протестов может быть преувеличена. В конце концов, вы показываете, что масштаб протеста, а не его ненасилие, может иметь значение для перехода сил безопасности.

Но достаточно ли масштабных насильственных протестов? В конце концов, некоторые исследователи могут сказать: да, ненасилие само по себе не является определяющим фактором, но оно позволяет большему количеству людей присоединиться к протесту. Такие протесты с большей вероятностью приобретут масштабный размах, а это увеличивает шансы на успех.

- Да, я считаю, что это сложная тема. Само по себе ненасилие не является причиной успеха. В области вооруженных конфликтов с применением насилия - а в наших данных насилие определяется как вооруженный конфликт - за последние 100 лет истории человечества было зарегистрировано значительное количество случаев перехода в контексте гражданской войны. Масштаб кампании очень важен, поскольку большие группы повстанцев могут убедить правительственные силы безопасности встать на их сторону во время гражданской войны.

Мое заявление в этом исследовании было основано на глобальной исторической перспективе: многие переходы имели место во время гражданских войн. Возвращаясь к вопросу о размерах, ненасильственное сопротивление должно применяться в очень широком масштабе.

В другом исследовании я рассмотрел смесь ненасильственного сопротивления с безоружным насилием - такие вещи, как беспорядки, поджоги автомобилей, попытки захватить парламент. Эти стратегии также играют важную роль - смесь ненасилия и безоружного насилия.

- А если говорить о значимых ролях, что вы имеете в виду - что они увеличивают вероятность успеха?

- В исследовании, которое я опубликовал в прошлом году, я рассмотрел все крупномасштабные протесты с 1800 по 2006 год, и наименее успешными были полностью жестокие вооруженные конфликты. Вторые - совершенно ненасильственные протесты. И наиболее успешными были ненасильственные методы, смешанные с насилием без оружия. По статистике, это движения, которые достигли наибольшего успеха.

И мне кажется, что за последние два столетия истории человечества они расширились. Однако довольно редко можно найти движение, которое на протяжении всего своего существования было бы полностью ненасильственным.

- Помимо перехода сил безопасности, какие еще факторы являются наиболее решающими для успеха протестных движений против авторитарного правительства?

- Это трудный вопрос. Я думаю, что социологи в своих теориях давно показали важность мобилизации ресурсов. Чем больше ресурсов сможет извлечь и использовать оппозиционное движение, тем выше шансы на успех. Извлечение ресурсов и использование их для создания собственных институтов - важный фактор.

- Наполеон якобы сказал, что на штыках нельзя усидеть. Подтверждает ли это ваше исследование или показывает, что иногда непопулярные режимы действительно могут сохраняться долгое время исключительно за счет репрессий со стороны сил безопасности? Или им все еще нужны другие факторы, чтобы остаться у власти?

- Я считаю, что здесь очень сложно обобщать. Но если одни и те же люди находятся у власти на протяжении десятилетий и нет механизма перехода власти, то люди в правительстве не понимают, что произойдет, если что-то случится с лидером или группой лидеров.

И когда люди в правительстве знают, что их лидер является главной фигурой, представляющей большую структуру, они делают все возможное, чтобы поддержать его. Потому что они знают: кто бы ни пришел позже, произойдут радикальные изменения.

- Какие стратегии могут использовать люди в оппозиции, в протестном движении, чтобы общаться с такими людьми из правительства и сил безопасности? Возможно, они совершили какие-то преступления. Они боятся потерять свои позиции, но, возможно, боятся и наказания.

- Я считаю важным иметь лидера или нескольких лидеров, которые могут вести переговоры от имени оппозиционного движения. Не только в смысле некой иерархической структуры принятия решений, но и для того, чтобы иметь возможность заключить какую-то сделку. В конце концов, власти часто пытаются пойти на какие-то уступки, а оппозиция должна иметь способ эффективно работать с политическими вызовами и политическими возможностями.

Но это уже подводит нас к области исследования конфликта, которая, на мой взгляд, недостаточно развита, - торга между протестом и государством.

- Можете ли вы назвать какие-либо успешные стратегии минимизации репрессий в долгосрочных кампаниях протеста?

- Исследования по этой теме показывают важность собственных структур для общения. Исторически это было создание радиостанций, доступ к телевидению, печатным СМИ - листовкам, газетам. В современном мире это социальные сети. Речь идет о способах общения с внешней аудиторией: как познакомить людей не только в стране, но и в регионе, а также более широкую международную аудиторию с тем, что происходит в стране в глазах тех людей, которые стремятся к социальным изменениям.