Юрий Фельштинский: Россия может нанести ядерные удары по Европе из Беларуси

• 7.06.2022, 11:38

Сенсационное интервью американского эксперта.

Об этом в интервью программе Studio X97 сайта Charter97.org заявил известный американский историк Юрий Фельштинский. Именно он в соавторстве с Александром Литвиненко написал книгу «ФСБ взрывает Россию», которая в последствии была переведена на многие языки мира. Литвиненко, как мы знаем, российские спецслужбы отравили, убили, а Фельштинский продолжает писать, разоблачать Кремль и ФСБ.

Сегодня мы поговорим с историком о фашистском российском государстве, кремлевской «шестерке» по имени Александр Лукашенко, полномасштабной войне, которую Россия развязала на территории Украины 24 февраля, и о том, как в этой войне побеждать. Ведущий - Евгений Климакин.

Подписывайтесь на Youtube канал «Хартии-97» - charter97video. Поделитесь видео с друзьями. Ставьте лайки и пишите комментарии.

— Юрий, в первую очередь хотел бы с вами поговорить как с известным историком, человеком, который исследует процессы и понимает, что такое логика процессов. Три месяца войны, Россия зверски уничтожает Украину, убивает, насилует, грабит украинцев. Но, тем не менее, просчитались: в три дня не получилось это все провернуть. Логика исторических процессов, которые вы как ученый исследовали. Что вам подсказывает, в каком направлении эта история идет? И чего нам ждать?

— Я думаю, что на очень многие вопросы мы уже ответы знаем и понимаем. Во-первых, про просчеты. Абсолютно все войны, которые когда-либо планировалось какими-то полководцами, какими-то политическими деятелями, всегда планировались как блицкриг и никогда блицкригом не становились. Даже российское вторжение в 2014 году. В смысле Крыма этот блицкриг сработал, а в смысле Донбасса уже нет, и они должны были остановиться.

Так что блицкриг не получился в этот раз, а я бы сказал, ожидаемо, потому что войны, повторяю, все задумывались всегда как блицкриг, а превращались, как мы знаем, часто в многолетние войны, причем побеждала не та сторона, которая начинала этот блицкриг и рассчитывала в нем победить.

Путин недооценил силу украинской армии и переоценил силу российской армии, но надо добавить, что не только он так ошибся. На самом деле абсолютно все…

— Западные политики, в том числе, и те, кто Зеленскому предлагал сбежать из страны еще до 24 февраля.

— Совершенно верно. Так что все западные спецслужбы, условно говоря, совершили ту же ошибку. Переоценили силу российской армии и недооценили силу украинской армии. С другой стороны, то, что Россия теряет больше народа, чем, наверное, все предполагали, и то, что там гибнут десятки тысяч солдат российской армии - даже это, между нами говоря, ожидаемо. Потому что исторически Россия всегда во всех войнах теряла больше людей, чем все остальные страны.

Поэтому я считаю, что из-за потерь российской армии Путин эту войну не прекратит, не отступит и не остановится. Так сложилось исторически: чем больше Россия теряет людей в войне, тем оправданнее для страны, народа и правительства она становится.

— Тогда главный вопрос, который, я считаю, должен волновать каждого порядочного человека. Как нам, нормальному, цивилизованному миру, устранить этих двух существ - Путина и Лукашенко, о котором, кстати, часто забывают?

— Нет, о Лукашенко, конечно, не забывают. О нем тоже вполне помнят. Просто он не является самостоятельным игроком в том, что происходит, и это всем понятно.

— Как устранить их?

— После 24 февраля в одном смысле стало проще. Во-первых, обозначился враг, чего не было ранее. До 24 февраля очень многие западные политики, а, может быть, даже все западные политики, смотрели на Путина, как на некоего партнера. К 24 февраля он уже был, безусловно, очень сложным партнером, но, тем не менее, партнером, с которым можно было что-то обсуждать и о чем-то договориться. И, соответственно, некорректным было до 24 февраля ставить, например, вопрос о смене режима в России, о свержении Путина и так далее. А вот после 24 февраля все это изменилось в одни сутки.

— Он сейчас нерукопожатен просто.

— Нерукопожатен - это слишком мягкая формулировка для нынешней ситуации. Мы имеем дело с абсолютно фашистским режимом в России. Мы имеем дело с абсолютно фашистским руководством в России. И мы имеем дело, безусловно, с военными преступниками, которых так или иначе должно ждать наказание.

Смертная казнь сейчас в мире отменена, поэтому это наказание не может быть повешением, как в 1945 году в случае нацистских преступников. Но то, что всех их должно ждать наказание — это всем понятно. Да, у нас остаются еще отдельные европейские страны, отдельные европейские лидеры…

— Купленные вы имеете в виду?

— Кто-то куплен, кто-то не куплен. Если мы говорим про Виктора Орбана, то он банальным образом куплен. Если мы говорим про Эммануэля Макрона, то, конечно, ни в коем случае про него нельзя сказать, что он куплен. Но он в силу тоже исторических французских традиций пытается вести какую-то свою отдельную, даже не игру…

— Он просто живет слишком далеко от российских границ.

— Не забудем, Франция и в НАТО очень долго не входила. Франция ведь все советские годы была вне членства НАТО. Франция в годы Второй мировой войны, будем откровенны, вела совсем как бы другую игру с Гитлером и с нацистами. Даже уже после начала войны совсем не ту занимала позицию, которую заняла Великобритания. Вот такая у них природа извечная - всегда пытаться быть неким буфером между абсолютным злом и абсолютным добром.

— Если позволите, я хочу от Макрона вырулить все-таки к войне и к тому, что сейчас происходит. Как нам в сегодняшних условиях победить, как вы же сказали во время интервью, фашистскую Россию?

— Могут быть два взгляда на Путина. Можно считать его одиноким диктатором, вышедшего из недр КГБ, окружившим себя какими-то единомышленниками, большая часть из которых тоже из КГБ. И если так смотреть на Путина, то тогда действительно, в конце концов, его можно как-то устранить, помочь ему умереть, может быть, как помогали очень многим в советские годы.

— Звучит слишком просто.

— Да. Откровенно говоря, я думаю, что этот лотерейный билет мы не вытянем и рассчитывать на это очень легкомысленно и наивно. Я считаю, что у власти в России стоит госбезопасность как институт. И до тех пор пока это учреждение не будет распущено без права воссоздаваться под любыми новыми сокращениями из трех или четырех букв, что они очень любят делать, ничего хорошего не будет. Потому что реформы они проводили, переформирования структур проводили, переименования проводили, а вот Лубянка всегда оставалась центром в Москве. До тех пор, пока этот генштаб не перестанет быть генштабом Лубянки в госбезопасности, ничего в России сделать будет нельзя. А до этого мы очень далеки.

Я думаю, что это может произойти только в случае военного поражения Российской Федерации, сравнимого с поражением Германии и Японии в 1945 году. Вот если такое поражение случится, то тогда у России появится наконец возможность стать нормальной страной.

— Юрий, вы пишите книги про ФСБ. Хотел бы у вас спросить, в каком состоянии сейчас находятся российские спецслужбы? Происходит ли там какое-то брожение?

— В прекрасном они находятся состоянии и никакого брожения там не происходит. В госбезопасности вообще никогда не было никакого брожения, начиная с 1917 года. Да, на самом деле были репрессии, которым партия подвергала госбезопасность, потому что партия сама создала этот орган и очень в нем нуждалась для борьбы с многочисленными «врагами». Не случайно говорили, что КГБ — это вооруженный отряд партии. Но с другой стороны, было понятно, что этот вооруженный отряд партии хочет саму партию съесть и захватить власть.

Это перетягивание каната длилось с переменным успехом с 1917 года. Обычно верх одерживала партия. И поэтому, если вы посмотрите на руководителей госбезопасности, то абсолютно все они были убиты. Одни открыто расстреляны, другие тайно убиты. Причем каждый раз, когда уходили руководители, шла зачистка высшего генеральского состава госбезопасности. Поэтому, с точки зрения госбезопасности, главным врагом была компартия. Не фашисты, не белогвардейцы, не диссиденты, ни контрреволюционеры, а партия.

— А что сегодня?

— А сегодня ситуация абсолютно идеальная. В 1991 году, когда произошел путч, победила наконец демократия, чему мы все очень радовались. Была ликвидирована монополия компартии на власть, но вместе с нею был убран тот самый единственный политический контроль, который существовал над госбезопасностью. Чему госбезопасность была неслыханно рада, потому что именно этого они и добивались и по этой причине приняли участие в августовской революции.

Госбезопасность была прежде всего заинтересована в том, чтобы наконец был ликвидирован этот политический контроль. И с 1991 года госбезопасность существует без политического контроля. Результат этого мы как раз и видим сейчас.

С 2000 года впервые в мировой истории госбезопасность управляет государством. Таких примеров в истории нет и раскола там никакого нет. В управление подбирались исключительно те люди, которые согласны с той политикой, которую планируется проводить. Это общеполитическая программа на самом деле давно появилась. Мюнхенская речь Путина 2007 года — четкое описание того, что будет происходить.

— Где у этих чекистов слабое место, ахиллесова пята?

— Они не привыкли, им очень сложно действовать открыто, потому что это структура, которая предпочитает действовать тайно и не засвечиваться. И в ситуации, которая возникла после 24 февраля, когда все маски сняты и они говорят все, что думают, и, соответственно, и про них тоже... Конечно, в этих условиях им намного сложнее орудовать, потому что той защиты, которая была у них, тайной, секретной, когда они могли действовать в темноте и в тени, они лишились.

К сожалению, с этими людьми нельзя ни о чем договориться. До 24 февраля Путин создавал хотя бы видимость того, что с ним о чем-то можно договориться. Они вели переговоры, улыбались, что-то подписывали, что-то обсуждали. Хотя все говорили про Путина, что он нигде ни в чем не уступает. Что же это за переговоры, если в результате получается улица с одностороннем движением? Но тем не менее, была хотя бы видимость каких-то разговоров, переговоров.

— Как вы оцениваете санкции Запада?

— Как очень мощные. И я вам скажу, почему я так на них смотрю. Они интересны не только тем, что идет сверху, потому что есть какие-то санкции, которые правительство вводит централизованно, но на самом деле они сейчас вводятся снизу — отдельными компаниями, отдельными странами, отдельными какими-то группировками.

На меня произвело большое впечатление, когда Финляндия остановила железнодорожное сообщение с Санкт-Петербургом, хотя никто от нее этого не требовал. Ощущение, что все сидят и думают, какую бы санкцию еще ввести против этого гадкого режима. И это, конечно, обнадеживает.

— Работают они не сразу ведь.

— Совершенно верно. Всем понятно, что санкции — вещь медленная. И нельзя надеяться, что санкции остановят войну в Украине. Санкции войну в Украине не остановят. Но в долгосрочном плане санкции, безусловно, ослабляют российское государство и возможность российского государства вести войну.

Поэтому, если оглядываться назад в историю (все-таки история нам помогает проводить сравнительный анализ), то, что происходит сейчас с реакцией Запада на вторжение России в Украину — происходит намного стремительнее, чем реакция Запада на вторжение Германии в Польшу. Гитлер планировал напасть на Польшу 26 августа 1939 года. Чтобы остановить его вторжение, Англия и Франция подписали договор о взаимопомощи с Польшей 25 августа.

— Что никак не помогло.

— Что никак не помогло. Поэтому, конечно, это нельзя сравнить с той стремительной реакцией, которая произошла сейчас, когда с первого дня после 24 февраля были введены санкции. Санкции идут по нарастающей и количественно, и качественно, с первого дня Украине начали оказывать посильную помощь оружием. Да, этого недостаточно для того, чтобы разгромить Россию, но я думаю, что мы к этому идем.

— Вы помните, наверняка, цитату Путина, сказанную про террористов, которых «мы будем мочить в сортирах».

— Конечно.

— Как вы думаете, коллективный Запад принял для себе уже решение, что кремлевского террориста надо мочить?

— Я не думаю, что у кого-либо на эту тему есть проблемы. Я далек от мысли, что спецслужбы Запада сейчас разрабатывают план по устранению Путина. Но я от нее далек именно потому, что в спецслужбах Запада тоже понимают, что устранение Путина не обязательно ведет к исправлению общей ситуации.

— То, о чем мы говорили.

— Да, они тоже понимают, что проблема серьезнее, чем просто Путин.

— Какова роль на сегодняшний день Лукашенко, этой кремлевской «шестерки» на побегушках?

— То, что он был оставлен «шестеркой» до сегодняшнего дня — это тоже часть некой игры. С 2014 года я постоянно задавал себе вопрос: почему Путин не аннексирует Беларусь? Никакого разумного объяснения этому нет, раз уже идет речь об аннексии Крыма, о попытке захвата Украины. Совершенно не понятно, почему при этом Беларусь оставлена независимым государством. Потому что будем откровенны: если воссоздавать империю, то Беларусь — очень важный и очень лакомый кусочек, он находится в центре Европы, он выводит российскую армию к границам сразу нескольких очень важных государств, которым можно угрожать.

— Но есть теория о том, что как раз под столетие СССР и подгребут в этом году.

— Посмотрим. Но есть еще какие-то мои предположения. Беларусь оставили независимым государством для одного единственного сценария, и мы можем оказаться свидетелями применения именно этого сценария.

Беларусь выведена, как мы знаем, через абсолютно жульнический референдум из безъядерного соглашения. И я подозреваю, что вот это и есть главное, для чего Беларусь оставлена независимой. Чтобы попытаться перекинуть туда, как сказал Лукашенко, оружие, которое было забрано в Россию в 1993 году, и наносить ядерные удары по Европе из Беларуси, а не с территории Российской Федерации.

Я считаю, что это самый опасный сценарий, который нас ждет. А для того, чтобы избежать этого сценария, нам нужно добить Путина в Украине. Для того, чтобы добить Путина в Украине, нам нужно, чтобы НАТО вошло в войну всей мощью своей структуры уже сейчас.

— Вы видите такую готовность?

— Я вижу не столько готовность это сделать, сколько постепенное понимание того, что другого варианта не будет. Вот это я вижу. Потому что это нужно делать даже не из сочувствия, а из практических, рациональных соображений. Потому что это самый простой и дешевый способ закончить эту войну быстро и с минимальными потерями.

— И дай Бог, чтобы этот здравый рассудок восторжествовал.

— Я надеюсь, что он восторжествует, опять же потому, что Путин нам не оставит другого выхода.