«Самый страшный момент был на границе с Беларусью»

• 18.10.2024, 19:58

Российский дезертир рассказал о побеге из своей страны.

Владимиру (имя изменено) 34 года, он работал в сфере строительства, а в сентябре 2022 года был мобилизован. Не захотев воевать, Владимир самовольно покинул учебную часть и бежал в Казахстан. Два года спустя правительство Франции выдало ему и пяти другим российским дезертирам проездные документы, согласившись принять их на своей территории. Сейчас они подались на убежище и ожидают решения. Владимир рассказал «Холоду» о том, как ему удалось сбежать из армии и выехать из России.

К армии в моем кругу всегда относились плохо, и служить я не хотел. Когда я закончил училище по специальности «электрогазосварщик», какое-то время уклонялся от повесток. Повестку клали в почтовый ящик, я смотрел на нее, а потом выкидывал. В конце 2000-х с этим проще было — многие избегали призыва, даже если жили по месту прописки, как я. Но однажды вечером в апреле 2010 года я вышел гулять, когда стемнело, а в подъезде меня поджидали участковый и сотрудник военкомата. Они вручили мне повестку в руки, и так начались мои отношения с армией.

Я сразу почувствовал, что попал в место, которое похоже на тюрьму. После медкомиссии мне выдали форму 56-го размера — при том, что я среднего роста и ношу 48-й. Обувь была на три размера больше. Всем пацанам, призванным со мной, раздали «слоновые» размеры и сказали: «Делайте с этим, что хотите». Предполагаю, что все стандартные комплекты одежды на тот момент уже были украдены и проданы.

Мой призыв был одним из первых, когда начали служить год вместо двух. Я служил на военном аэродроме, и на словах наша часть была образцово-показательной — но только на словах. Хуже всего была общая бессмысленность происходящего. В части, в которой я служил, были закуплены новенькие снегоуборочные шнеки — но они никогда не заводились, потому что солярку с них слили и продали еще пять лет назад. В итоге парни чистили трехкилометровую взлетную полосу по старинке, лопатами.

Дедовщину я тоже застал. Мое фото даже повесили на «доску позора», и я считался проблемным — лишь за то, что имел свое мнение и был готов постоять за себя.

«Ты удостоился чести защитить свою Родину»

Первые полгода после демобилизации армия мне снилась в кошмарах, потом стала забываться. Я устроился на работу монтажником в строительную компанию и начал зарабатывать, купил машину и квартиру.

У меня есть хобби: я интересуюсь японскими машинами, занимаюсь их покупкой и продажей. Чтобы покупать интересные мне автомобили, я много ездил по России, видел, в каких условиях люди живут. Где-то в деревнях нет даже электричества, люди живут на бензиновых генераторах. Полстраны живет без газа. В деревне под Вологдой я видел дом, который лопнул посередине. Представьте: люди живут в доме с гигантской трещиной, а по телевизору им рассказывают, какой Путин мудрый политик.

В конце 2021 года начались разговоры, что Россия может развязать войну. К тому моменту я много смотрел YouTube, был подписан на канал Навального, читал новости. Зная, кто у нас во власти, я мог в это поверить. Я хотел уехать из страны, рассматривал эмиграцию в Канаду. Была программа Express Entry, по которой требовались специалисты в сфере строительства, она мне подходила. Но в итоге я передумал — не захотел бросать родителей.

Когда началась война, мне было очень плохо. Я никогда не делил людей на своих и чужих, врагов и друзей, русских и украинцев. Я понимаю их язык, у меня друг в Киеве живет — как я могу поверить в сказки про националистов-бандеровцев? Я позвонил другу в первый же день, мы поговорили. Он меня понял — мы до сих пор общаемся.

Но я не уехал даже после объявления мобилизации — понадеялся на русское авось. Мне не повезло: меня забрали одним из первых, 28 сентября. Сделали это по-хитрому: без повесток и прочей бюрократии. Я был на рабочем месте, мне позвонили из бухгалтерии и попросили зайти. Там ждали сотрудники военкомата с полицией. Меня с коллегой сразу увезли на призывной пункт, не дали даже зубную щетку из дома взять — личные вещи позже довезли родственники. Помню, как сотрудник военкомата сказал: «Ты удостоился чести защитить свою Родину». Это прозвучало как издевательство.

Никаких документов мне подписывать не давали, даже медкомиссию я не проходил. Мне снова выдали форму не по размеру — так я понял, что за 12 лет ничего не поменялось. Затем нас всех отправили в учебную часть. Вокруг — куча молодых ребят из центральной и южной России. У всех похожие истории — погрузили в автобус на предприятии, поймали на улице, увезли насильно в военкомат. Многим было по 20−25 лет — совсем молодые, только что отслужившие срочку ребята. Некоторых пытались забрать родители, но безуспешно.

В учебной части царило повсеместное пьянство. Алкоголь было очень легко получить: нужно было всего лишь позвонить в службу такси. Таксист приезжал, брал деньги и возвращался уже с бутылками. Люди, которых мобилизовали со мной, чувствовали то же, что и я, — беспомощность. Это неприятное чувство. Чтобы самому себе показаться более значимыми, многие говорили: «Сейчас мы поедем воевать и покажем украинцам, чего мы стоим». Я слушал эти пьяные разговоры и не понимал, все ли у людей в порядке с головой.

Сначала я попытался уклониться от службы по состоянию здоровья. У меня есть затемнение в легких, его видно на рентгене. Мне сделали снимок в медсанчасти и сказали: «У тебя все нормально, иди отсюда». Было много обращений от мобилизованных, и ни одного не демобилизовали по здоровью. Говорили: «Там всякие нужны, не сможешь воевать — будешь копать окопы».

В учебной части я провел полтора месяца — занимался так называемой интенсивной подготовкой. На самом деле все выглядело так: привозили полупьяный сброд в КАМАЗе на полигон, где инструктора что-то пытались объяснять. Часто заезжали журналисты государственных СМИ — для их репортажей отбирали трезвых: тех, кто выглядел поприличнее.

За эти полтора месяца я понял, что если ты послушный, как бычок на ферме, ты очень быстро пойдешь в мясорубку. Если есть силы — надо сопротивляться, надо бежать. Я очень общительный, со всеми нахожу общий язык, поэтому у меня получилось завести дружбу с двумя офицерами из штаба. Они были моими ровесниками, у нас нашлись общие интересы. Благодаря им я узнал, когда меня отправляют на фронт — меня предупредили сразу после ночного совещания. За два дня до отправки я получил увольнительный на один день. Естественно, обратно я не вернулся — ушел в самоволку.

Побег

На руках у меня был паспорт и военный билет. Но у меня никогда не было загранпаспорта, я за всю жизнь ни разу не выезжал из страны. Когда-нибудь мечтал поехать в Японию, но это было уже в прошлой жизни. Выбор страны для побега был невелик: Беларусь, Армения, Грузия, Кыргызстан, Казахстан. В Telegram я нашел канал «Идите лесом», написал в бот, попросил о помощи. Мне помогли: отнеслись с пониманием, координировали мои действия. Благодаря консультации я выбрал Казахстан. Мне помогли составить маршрут: сначала в Минск, оттуда — самолетом в Астану.

Дело осложнялось тем, что меня объявили в федеральный розыск из-за уголовного дела за самовольное оставление части.

Самый страшный момент был на границе с Беларусью: когда вбили мои данные, экран загорелся красным. Я подумал, что мне конец. Позвали старшего поста, он оказался моим ровесником — и тут мне снова повезло. Мы поговорили, обменялись шутками, я расположил его к себе. В итоге меня пропустили, сказали, что я нормальный чувак. Сработал человеческий фактор: я общался с ними по-человечески — они со мной тоже.

В Астане меня задержали местные полицейские. Они не могли понять, как я с уголовным делом до них добрался, почему меня не поймали в Беларуси. Я написал расписку, что приехал жить, а не заниматься политической деятельностью, и меня отпустили.

Следующие полтора года я провел в Казахстане: неофициально работал наладчиком техпроцесса на одном предприятии. Мне помогали правозащитники из «Казахстанского международного бюро по правам человека». За это время я поменял пять квартир: Россия подавала запросы на экстрадицию, и ко мне часто приходила полиция.

Чтобы поймать меня, шли на хитрости: однажды вечером в квартире выключился свет. Я аккуратно посмотрел на другие окна, но во всем доме свет был. Тогда я понял, что мне обрубили щиток, чтобы выманить в подъезд. Так и оказалось: спустя какое-то время начали стучать — я не открыл. Через день, когда я срочно съехал, мне позвонила хозяйка той квартиры и рассказала, что к ней приходила полиция. Она меня не выдала, ничего про меня не рассказала. Я благодарен ей за человечное отношение.

С помощью правозащитников из «inTransit», «Russie-Libertés», «Мемориала» и «Движения сознательных отказчиков» я собрал документы и подал прошение, чтобы мне одобрили въезд в страну Евросоюза. Мой кейс рассматривали вместе с кейсами пятерых ребят, которые находились со мной в Казахстане. Вместе мы объединились в группу «Прощай, оружие!».

Основная проблема была в том, что у нас всех не было загранпаспортов — мы долго не могли получить проездные документы и въехать в страну Евросоюза. Было несколько интервью, мне задавали миллион вопросов, а потом мои документы тщательно проверила команда верификации. Таких проверок было несколько, от разных команд правозащитников. Так получилось доказать, что я не был на территории Украины, не воевал и не могу быть причастным к военным преступлениям. Сейчас — через полтора года бюрократических проволочек — я наконец оказался во Франции.

Новая жизнь

Я тут всего неделю, но Европа меня радует. Мне дали жилье, дали соцподдержку, я могу не беспокоиться о ближайшем будущем. Я прошел пешком весь центр Парижа. Пока что мне все нравится: люди вокруг доброжелательные, отвечают, если я спрашиваю о чем-то на своем среднем английском. Я познакомился с эмигрантами из Польши, из Молдовы, мне интересно с ними общаться. Самое главное — я чувствую себя в безопасности. Я знаю, что ко мне не придут, не будут ломать дверь, не увезут в Россию насильно.

Я благодарен Франции за то, что эта страна приняла нас с нашими нелегкими судьбами. Благодарен правозащитникам, которые делали все для того, чтобы это случилось. Сейчас я хочу продолжить развивать наше движение «Прощай, оружие!», хочу объяснять людям, что нормально не хотеть погибать за имперские амбиции Путина. Мне предстоит долгий процесс получения политического убежища, но я верю, что самое сложное уже позади.

Я люблю свою страну, но, как пелось в песне группы Lumen, ненавижу государство. Я не контактирую с семьей и близкими, потому что это небезопасно. Надеюсь, это изменится со временем. Хотелось бы увидеть свой родной город, край, родителей повидать. Но у меня давно нет розовых очков — мне кажется, что это произойдет уже не в этом десятилетии. Я не предавал свою Родину, не продавал страну. Но эта война нужна не стране, а режиму — и это не моя война.